Через час они вступили в полосу совершенно дикой, как казалось Ивану и Алексею, природы. Но близнецы не обращали внимания на это царство хаоса, ехали впереди каравана и лениво переговаривались. Их не волновали ни валежины, ни россыпи огромных камней, которые то и дело преграждали им путь. И всякий раз лошади, приученные к подобным испытаниям, без всякого принуждения находили единственно верную тропку, которая все вела и вела их сквозь непроходимые на первый взгляд дебри, где живая таежная растительность уступала место гарям, беснующиеся ручьи прокладывали себе дорогу среди тенистых скал, а то срывались с них водопадами, над которыми стояли веселые радуги.
Низкорослые крепкие лошади карабкались по камням, взбирались на уступы. Несколько раз пришлось спешиваться и переводить их по узким карнизам, нависшим над провалами.
Под ногами то и дело появлялась вполне торная тропа, но Сашка всякий раз пояснял, что тропа эта звериная и непременно уведет в сторону, поэтому двигаться по ней не с руки.
Вскоре они вышли к реке. Кызыр бежал здесь в лесистой теснине. Каменистые россыпи затянуло карликовой березой, ольхой, ивой. Зеленые лужайки пестрели цветами. Полыхали жарки, синели фиалки, голубыми бокалами поднимались горечавки, кивали головками крупные водосборы. И среди этого многоцветья повсюду, словно пики древних воинов, торчали стебли черемши с длинными продолговатыми листьями. Близнецы нарвали каждый по пучку и беспрестанно жевали ее, распуская вокруг себя острый чесночный запах.
Караван передвигался теперь по берегу реки, лишь иногда обходя гигантские деревья и кучи наносника, которые оставила после себя вешняя вода. Вскоре миновали серный источник и углубились в суровое ущелье, прикрытое могучей тайгой.
Справа долгое время, словно провожая их в глубь гор, высился мощный голец Абаз, за которым, как пояснил Сашка, и скрывался Шихан. Черные сырые склоны гольца ступенями спадали к подножию, укрытому темнохвойной тайгой. Вид у Абаза был мрачный и недружелюбный. И Алексей почувствовал облегчение, когда угрюмый голец остался за их спиной.
Но чем дальше они продвигались по Кызыру, тем светлее и красивее становилась речная долина. Она то сужалась, и над путешественниками нависали неприступные скалы, то вдруг горы расступались, и они попадали в молчаливую тайгу, где плотный зеленый свод из ветвей столетних великанов-пихт создавал постоянную дневную тень. Всюду царил сумрак, и только длинные седые космы лишайника шевелились от легкого ветерка, и казалось, что ожили и подкрадываются к всадникам чудовища из детских сказок. Лошади прокладывали себе путь сквозь заросли папоротников, в воздухе стояли запахи сырости и гнили. К счастью, дувший вдоль долины ветерок отгонял гнус, и им почти не пришлось пользоваться накомарниками.
Наконец чаща кончилась, и они обрадовались возникшему впереди просвету. Солнце заметно сместилось к западу.
По словам близнецов, до Семеновского озера оставалось верст пять, не больше, но путники решили не рисковать и переночевать на лужайке у бившего из-под огромного валуна ключа.
Отпущенные лошади долго катались по траве, затем стали пастись, только жеребенок улегся около балагана, который люди соорудили из жердей и лапника, прикрыв сверху куском брезента на случай дождя. Два верховых жеребца Карай и Рыжик неотступно сторожили жеребенка.
Наблюдая за ними, Алексей поражался такой заботе. Все лошади их небольшого каравана приглядывали за малышом, порой, казалось, больше, чем мать, кобыла Розка, на которой ехал верхом Шурка. И стоило каравану остановиться, как Рыжик и Карай принимались тянуть шеи и ржать, отыскивая малыша. Бывало и такое: он ложился отдыхать на коротких привалах, Розка отходила в сторону, но ее место тут же занимала вторая кобыла, несмотря на то, что тюки, которые она несла на своей спине, были не из легких.
Больше всего жеребенку радовался Шурка. Он только. что не облизывал малыша, обнимал его весь вечер за шею, нашептывал в ухо. И разговоров у него было только о Воронке, так, оказывается, звали этого маленького вороного неслуха.
Еще караван сопровождали две лайки - Белка и Соболек, - верткие и нахальные, которые всю дорогу шмыгали в кустах, вспугивая пернатую живность, и несколько раз поднимали отчаянный лай на бурундуков, хотя Сашка пытался уверить, что лают они только в охотничий сезон. Видимо, оба пса оказались исключением, и их звонкий лай сопровождал путешественников все время, пока они пробирались сквозь таежную чащобу.
После ужина долго сидели у костра. Близнецы, несмотря на малый еще возраст, оказались толковыми проводниками и кашеварами. И ночлег они обставили уютно, как бывалые таежники. Вещи были прибраны и накрыты вторым куском брезента. Для одежды и обуви соорудили вешала, а Алексея и Ивана заставили заготовить большую кучу хвороста, чтобы костер горел всю ночь.