Сибирская амазонка

— Узнаем, — хлопнул его по плечу Иван, — какие наши годы! — И предложил: — Пошли, что ли?

— Пошли! — вздохнул Алексей и оглянулся на гору, по которой разбежались кривые улочки Разгуляя. И там, в его недрах, словно молотком ударили два раза: стреляли из револьвера. Следом — еще раз… Агенты Ольховского продолжали преследовать странных всадников в черных балахонах…

Глава 3

Иван нервно вышагивал взад-вперед по палубе дебаркадера и шепотом ругался. До отхода парохода оставалось десять минут, багаж находился в каютах, матрос, стоящий у сходней, то и дело выразительно посматривал на него, а об Алексее не было ни слуху ни духу. Правда, денщик Тартищева, Никита, доставил его багаж на пристань и передал записку, в которой Алексей, видимо, на ходу сообщал, что его срочно вызвали в управление полиции по поводу ограбления купца первой гильдии Чурбанова, известного в городе коллекционера.

Прочитав записку, Вавилов сплюнул от досады и выругался. Кажется, их прогнозы сбываются. Отпуска им не видать как своих ушей. Иван понимал, что без приятеля один в тайгу не отправится еще и по той причине, что наверняка дело серьезное. Чурбанов собрал огромную библиотеку древних летописей, рукописных книг и прочих редкостей, на которые зарились коллекционеры со всего мира. Иван вздохнул. Не зря Алешку вызвали, ох, не зря! Он среди всех агентов самый образованный. И Тартищев непременно загрузит его по самую макушку. И ему плевать, что еще вчера самолично подписал им приказ на отпуск. Федору Михайловичу не привыкать ссылаться на чрезвычайные и непредвиденные обстоятельства.

Иван снял фуражку и поскреб в затылке с выражением самого неподдельного горя на раскрасневшейся от жары физиономии. Эх, сгорел их отпуск синим пламенем, как погорела его мечта посидеть спокойно с удочкой у речного переката.

Хотя, постой, чего он так расстроился? Иван оживился. Если Никита доставил багаж Алексея на коляске Тартищева, значит, Федор Михайлович не забыл, что сегодня два его агента отплывают на пароходе «Гигант» в долгожданный и заслуженный ими отпуск, и есть слабенькая, но надежда, что Алексей не опоздает к отправлению парохода.

Он еще раз обвел взглядом косогор над пристанью и даже присвистнул от радости. В подтверждение его мыслей из города вновь приближалась коляска Тартищева, и за спиной Никиты хорошо просматривалась довольная физиономия его приятеля. Не дожидаясь, когда коляска остановится, Алексей выпрыгнул из нее и сбежал вниз к дебаркадеру. Левой рукой он придерживал шляпу, в правой сжимал ручку брезентового саквояжа.

Пароход дал гудок, возвещая о завершении посадки, два дюжих матроса подступили к сходням, намереваясь убрать их.

Иван сердито сверкнул на приятеля глазами и постучал себя согнутым пальцем по лбу. Алексей виновато развел руками и, бегом миновав сходни, оказался на палубе вслед за Вавиловым.

Матросы шустро втянули трап на палубу, пароход опять взревел гудком и, гулко шлепая колесами, стал медленно отходить от причала дебаркадера. И только когда полоска желтой воды, отделявшей их от Североеланска, достигла сотни, если не больше саженей, два его чуть не оставшихся на берегу пассажира облегченно вздохнули. Никита же, который, сидя на облучке коляски, дожидался отправления парохода, перекрестился и что-то пробормотал в сивые от седины усы.

Через час Иван и Алексей сидели за столиком на верхней палубе и пили пиво. Над их головами хлопал под порывами легкого ветра брезентовый полог. Днем он укрывал пассажиров от палящих лучей солнца, но с приближением сумерек жара уступила место приятному теплу. В нем, как в объятиях любимой женщины, купалось и нежилось тело, а душа тянулась навстречу доброму слову, открытому взгляду и приветливой улыбке. Появлялось желание закрыть глаза и отдаться во власть легких и нежных касаний ветерка, пряному мороку таежных трав, натекавшему с близкого берега. Острый запах сырости щекотал ноздри. Черный дым из трубы парохода относило назад, и он стелился за кормой длинным муаровым шлейфом.

Над водой носились стрижи и ласточки-береговушки.

Чайки парили над рекой. Стремительно меняя курс и перевертываясь в воздухе, они валились на крыло и припадали к самой воде. А то вдруг, очертя голову, бросались прямо в волну, и то одна, то другая взмывали вверх с бьющейся в клюве серебристой ленточкой.

Слева от парохода солнце купалось в воде. Казалось, что в реку плеснули ковш раскаленного золота, отчего ее волны запылали пожаром, который вскоре погасит лучший в мире пожарный — ночная темнота. Она уже притаилась за скалами дальнего берега, словно лазутчик в засаде, и ждала лишь удобного момента, чтобы накрыть землю огромным плащом звездного неба.