Читаем Сибирская эпопея XVII века полностью

Размер даже твердо установленного ясачного оклада в разных районах был неодинаков и колебался от 1 до 10–12 соболей в год с одного охотника, но, как уже давно установлено историками, в стоимостном выражении ясачные платежи были в целом значительно меньше повинностей сибирского крестьянина или посадского человека. Правда, и по своему экономическому потенциалу, и по уровню развития производительных сил аборигенное население обычно сильно уступало русским переселенцам, что не позволяет считать фискальный гнет для коренных жителей более легким, особенно если учесть злоупотребления ясачных сборщиков и воевод. Тем не менее показательно, что в XVII в. в Сибири сложилась весьма интересная, хотя и немногочисленная группа русских ясачных людей. Эта своеобразная категория населения обычно формировалась на сугубо добровольных началах в связи с приобретением земель у аборигенов и находилась по сравнению с крестьянами и посадскими людьми при уплате податей в явно более выгодном положении [147, с. 91, 176; 58, т. 2, с. 77, 129–130, 507; 109, с. 34; 73, с. 152].


* * *

Как мы видели, все слои трудового населения Сибири, несмотря на существовавшие между ними различия, испытывали на себе тяжесть феодального гнета. И он не мог не вызывать противодействия. Протест против феодального произвола и эксплуатации за Уралом, как и в европейской части страны, находил самые различные проявления и облекался в самые различные формы — от подачи жалоб-челобитных центральным властям и побегов до открытых вооруженных выступлений.

По Сибири в XVII в. временами словно прокатывались волны народного гнева. Так, в 1641 г. произошло восстание верхоленских тунгусов, в следующем году началось крупнейшее выступление якутского населения, поводом к которому послужила перепись скота с целью увеличения ясачного обложения. Восставшие перебили несколько отрядов ясачных сборщиков и осаждали Якутский острог. В 1674 г. произошло мощное восстание тунгусов Киидигирского и Челкагирского родов, сопровождавшееся истреблением отдельных отрядов служилых людей и промышленников и энергичными попытками уничтожить их опорные пункты (при осаде Баунтовского острога восставшие «пошли валом на приступ… и стрел на острог полетело со всех сторон что комаров»), В 1680-х годах вновь очень напряженной была обстановка в Якутии и т. д.

Выступления широких слоев коренного населения против ясачного гнета и «насильств» представителей русской администрации родо-племенная верхушка обычно использовала в своих интересах, однако известны случаи, когда уже в XVII в. происходили острые социальные конфликты и в аборигенной среде. Примером тому может служить выступление кодских хантов против обиравших их при сборе ясака князей Алачевых; после подачи царю челобитной ханты добились права сдавать ясак непосредственно в казну, а князья лишились прежней власти. Якутская беднота боролась с тойонами, прибиравшими к рукам лучшие угодья; нередки были случаи потрав и самовольного сенокошения на их земле. В 1684 г. против тойонов подняли восстание братья Сакуевы; в нем приняли участие не только якуты, но и эвенки. Пользуясь тем, что в русском суде не было дискриминации для аборигенного населения, ясачные люди все чаще стали обращаться туда с жалобами как на воеводскую администрацию, так и на представителей своей родо-племенной верхушки [58, т. 2, с. 139–147; 73, с. 152–155].

И все же главными действующими лицами на арене классовой борьбы в Сибири XVII в. стали трудовые слои русского населения. Народные движения за Уралом отличались известным своеобразием. Чаще всего они принимали форму «отказа» представителям царской администрации. Публично «отказывая» всем «миром» какому-либо воеводе или приказчику, жители русских городов и острогов обычно не просто заявляли о непризнании над собой его власти, а противопоставляли ей свои выборные органы (в документах упоминаются «мирские советы», «круги», выборные «судейки» и т. д.), бравшие на себя по сути дела, управление городом и уездом. Наиболее действенной силой народного протеста в Сибири явились служилые люди; подобно казачеству в крестьянских войнах на территории Европейской России, они играли организующую роль в развернувшейся за Уралом в XVII в. социальной борьбе.

В служилой среде стойко держались традиции и нормы казачьего самоуправления, заносимые попадавшими в Сибирь вольными казаками еще с «Ермакова взятья» и длительное время сосуществовавшие с порядками официального воинского устройства. Народные волнения выдвигали эти традиции и нормы на первый план и содействовали их распространению среди самых широких слоев русского населения. Случалось, что наряду со служилыми посадские люди и крестьяне для решения своих дел и выбора нового начальства также собирались в «круги», называя друг друга «атаманами-молодцами» [101, с. 51, 145–149; 58, т. 2, с. 138–149].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное