Сибирская роза

Анатолий Санжаровский Сибирская роза Роман

Александру Ильичу Фёдорову – сибирскому Далю.

Не следует краснеть, заимствуя у народа средства, служащие к его излечению.

Гиппократ

Если в прошлое выстрелишь из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки.

Восточная пословица

Анатолий Никифорович!

Роман «Сибирская роза» удался. Народные типы, народные образы. С интересом прочёл. Нравится, что Вы смело пошли на показ неофициальной медицины, народной медицины. Роман прекрасно скомпанован, хорошо выстроен каждый эпизод. Так и действуйте дальше. Прекрасное начало. Чувствуете народное слово, любите его.

Дело Ваше нужное, важное.

БОРИС МОЖАЕВ

1

Крайние дни осени отходили, отмывались в тяжёлых, неистовых дождях. Рывучие, пенкие ручьи потопно заливали улицу.

Врач-онколог Таисия Викторовна Закавырцева, возвращаясь с работы, привернула в продуктовый, взяла молока, пельменей, хлеба и вприбежку засеменила домой.

Она шла, не выбирая пути. Скорее, скорее в благостное тепло, в уют от этого обвального секучего проливня!

Она машинально глянула в сторону и споткнулась взглядом о пустое пространство в глухом дощатом заборе. Странно. Ещё вчера, когда приходила сюда, на этом месте вздрагивала под ветром старая калитка, а теперь сиротливо чернел прогал, и сама калитка, сорвавшись с петель, распято лежала на земле, её забрасывало жидкой шипучей пеной злобного потока. Откуда-то из-под крыльца покинуто плакала голодная кошка.

Дождь гулко остукивал Таисию Викторовну.

«Нина, Нина... В такие годы... Хоть и была лишь вчера у тебя, а завтра снова зайду, наведаю... Что я ещё могу?... Гм... А почему завтра? А почему не сейчас?»

Таисия Викторовна с опаской прожгла мимо собачьей будки и подивилась. Вовсе напрасно боялась! Пёс даже не шевельнулся, только скорбно посмотрел и вздохнул, не поднимая головы с передних лап.

Первая страница романа «Сибирская роза». Рукопись.

Дом был слепой, без огней.

Таисия Викторовна, часто бывавшая в этом доме и знавшая его, как свою ладонь, быстро прошла в комнату к больной и словно вкопанная остановилась у порога, медленно притворяя за собой дверь.

Плотные, тугие сумерки заливали комнату. Никого не видно, кругом темнота, и откуда-то из темноты сочился охриплый Нинин стон – Таисия Викторовна ни с чьим его не спутает, – и в этот тяжкий стон вплетался усталый детский плач. Казалось, это сама темь плакала с простоном.

Слёзы поджали к горлу.

Таисия Викторовна судорожно щёлкнула выключателем.

Нина с крайним усилием перекатила голову по подушке.

– А-а... Докторь... Лёгонькая на поминках...

– Ниточка! Роднуша! Что же вы без света?

Нина собрала на лице зыбкое подобие улыбки.

– Я... Таись Викто... Из мене весь пар вон... В?пласть лежу... на ?дре... Навовсе никудышка... Сама уже не доползу до выключателя, а синюшата мои ещё мелки... Не дотянутся... От мы в потёмочках и кричим... Ох, детки... детки... Нету тех лавок, где продают мамок...

Сыновья-погодки, двух и трёх лет, мокрые, поди, и под мышками мокро, только что из-под дождя – одни прибежали из садика, – сидя у койки на полу, присмирели, перестали рёвушком реветь, с удивлением, с твердеющей надеждой взглядывают на докторицу. Мамка, мамка-то уже говорит! Не плачет!

– А сам где? – тихо спросила Таисия Викторовна.

– А где ему быти... В смене... А там, можа, зацепится где... оформит с кем горький стакашек. Не-е... Вы, докторь, не смотрить на мене так... Я к свому Слепушкину без претензиев... Я-то что? Меня уже не отладить... не всподнять... Невылечимая я... Эко шар подкатила под мене судьбина... Не век кричать... Смёртную одёжу уже собрала... Я-то сложу белы ручки на груди... Мне... Мене, барыньку, снесут... А мому б?ле[1] каковски выть? Один-разб?женный... одним один... Как без мене возростит этих крох?... Что жа я накуделила? Родить родила и помираю... Не по судьбе... Ка-ак ему жити? Без мене он... как в сиротстве остаётся... От другой и разбежистый, и провористый, из воды дно достане, а мой страдалик на печке заблудится. Пропадё-ё ить без меня... пропадё-ё... Жалко... Шибко смирный, задавит его жизня... Ну почё он у меня такой?... Был ба хотько чудок с задачей...[2] Будь сила, я б утащилась в город... Христом-Богом усватала б ему под масть каку тиху одинарочку...[3] Тогда б я легко-о ушла в доски...[4]

С минуту Нина напряжённо смотрела прямо в глаза Таисии Викторовне и, отважившись, заговорила горячечно, захлёбисто:

– Таись Викторна!.. Миленька... Вы мне уж не помощница... Так подмогнить мому Слепушкину...

Нина слабо, молитвенно потянула руки к Таисии Викторовне.

– Дайте вашу руку.

Таисия Викторовна подала.

Нина прижала её руку к щеке и заплакала: