Сибирская роза

– Я всёжки счастливей Нины... Лежали мы с ей в стационарке вприжим, койка к койке. Задружились. У нас же всё однаковое... И года наши, и болячки, и семьи. Всё горем горевали, да как это спокидать мужиков однех с детишками в малом виде?... Аха-а... Мой-то, похоже, не ротозиня, пооборотистей её Слепушкина. Как списали меня с диспансера, я и вижу, нараз[7] совсем прокис. Ни жив ни мёртв таскает ноги. То был... Он у меня, извиняюсь на слове, регулярный воин. Без ласки не заснёт... А тут не то что ласки, разговоров на эту тему не подымает. Иль тоска его задавила, до время хоронит меня, иль наискал чего на стороне? Я говорю: как на духу сознавайся, уже завёл ночну пристёжку? Клянётся-божится: нет и нет и на план не занашивал. Вот, напрямок отстёгиваю, за это-то – и на план не занашивал! – я те и повыцарапаю ленивы глазюки! Нашёл чем фанфарониться! Напрок[8] обдумляй... Я не нонь-завтра перекинусь, кто детишкам уход даст? Кто накормит? Кто поджалеет?... Ты на ночь добра не лови – на жизнь ищи! Чтоб была моей фасонности... Всё вам не проходить деньги[9] на одёжку ей... Я б отдарила ей всё своё, вплоть до нашиванки...[10] ежли не возбрезгует... Да и... Увидишь ты её в моём и подумаешь – я это... И тебе было б легче, и мне, может, там будет легче, что ты не забываешь меня... Ну... намечталась... Через неделю чтоб как штык стояла туточки твоя чепурилка... Покажешь... Игнатик мой вялую руку к виску, как-то подбито поклонился: слушаюсь. И через неделю потомяча мой леший красноплеший привёл-таки! Напримерно моих так лет, с ловкой фигуркой... Лицо смешливое, простецкое, в золотых конопушках. Свеженька, опрятненька так... Думаю, чисто себя водит. С одуванчиком[11] на голове, в нарядной коротенькой татьянке...[12] Лежу я... Ни суха ни мокра... Мне ни хорошо ни плохо, как-то навроде и без разницы... Всё гадаю, а будет она моим горюшатам мать але ведьма? Вроде б так к матери ближе... Не какая там бардашная девка... не распустёха... Мне девчошечка поглянулась... Красивая... Ну, красоту не лизать, жили б в одно сердце... Ну, стала она захаживать. То постирает что, то сготовит да меня ж и подкормит... Мы даже немноженьку сошлись... Какой-то особенной любови я промежду ними не вижу. Да оно и к лучшему. Надо порядок додержать. Уж как сойду, наполно развяжу им руки. Я покойна... Муж, детки не будут у такой сиротами. Наказываю ей: ты за самим зорче карауль, а то он рюмашке мастак кланяться, не давай ему воли выше глаз, сгорит же с вина!.. Ухватила кавалерка моего пантюху крепенько, ни разу не был при ней и под малым градусом. Мой даже взглядывает на неё слегка полохливо. А ничё... Мужик в строгости не испортится... Я сделала, что могла... Семья без меня не падёт... Это главное... На душе тихий рай, покойность... Можно и в отход... чем так мучиться...

Катя вдруг сморщилась, закрыла лицо руками и заплакала навскрик.

– Доктор! Миленька!.. Брешу, брешу всё я!.. Каки ни египетски боли, а помирать больней!.. Тупая... спесивая... распроклятка наука! Чем помирать по этой науке, лучше жить без науки!.. Таис Викторна, миленька, – изнурённо зашептала Катя, – поджалейте мою молодость, помогите!.. Морфий добьёт... Как Нинушку!.. Я слыхала... Слухи бегают... сурьма помогает...

– Не знаю, Катюша, помощница ль тебе сурьма, – на раздумах сказала Таисия Викторовна. Вспомнила о своём борце, опасливо добавила:

– Вот травки...

– Травок-то полны леса. Да тольке наросла ль травка от погибели?

– Нарос... ла... – заикаясь, ответила Таисия Викторовна. Ладони у неё запотели, невесть отчего перехватило дыхание. Ей стало вдруг страшно, страшно оттого, что делает она что-то такое, чего не следовало бы вовсе и делать. – На траве сидеть, траву пить... – машинально проговорились сами собою эти слова. – Вот... – нервно достала из сумочки крохотный флакончик. – Это настойка. Должна бы помочь...

Было такое чувство, будто этот флаконишко жёг ей пальцы, и она суетливо поставила его на тумбочку у Катиного изголовья.

– Я ведь, К-катюша... В голове гудит, как на вокзале... Уж сколько дней хожу по больным по своим с этим борцом, а предложить боюсь... Ядовитый корешок...

Катя посмелела глазами.

– Да не ядовитей морфия! А отравиться и морковкой можно. Вон врач прописал одной моей знакомке морковный сок. Уж чего проще! Знакомка и рада стараться, навалилась хлестать почёмушки зря. За раз выдудолила четверть и откинула варежки.

– Осторожничай... Не дай Бог из детворы кто хватит.

– Таисия Викторовна! Миленькая! Не беспокойтесь, лиха сна не знайте. От детворы уж уберегу, а самой чего лишко хлебать? Каку дозу проскажете, та и моя.