Сибирская роза

– Лекса... – светится гордоватой улыбкой девчонишка. – Я уже давно отболелась ветрянкой и совсем а не страсно... Бабуль... бабинька, а у ветра бывает ветрянка?

– Бывает, бывает... – А про себя подумала: ты ещё спроси, бывает ли рак у речного рака, бывает ли свинка у свиньи и слоновость у слона. – Вот что, ладушка, закрываем вечер вопросов. Отвечать некогда. Лучше в оба смотри тут, чтоб дедушка не спал. Развлекай. Весели. А я скоренько за билетами...

Лариса на пальчиках тихонько поднялась по лестнице.

Села на верхнюю ступеньку у самой у кадки и подгорюнилась.

Как же веселить дедушку? Спеть? Дедушка боленький, нельзя... Может, потанцевать? Разгрохаюсь... тоже нельзятушки... А что тогда можнушко? Сидеть пенёчком и молчать? Плоха-ая я развлекалка... Покудова я думаю, он, может, уже и приснул?...

Она подняла из-за кадки руку, покрутила.

Дедушка должен был увидеть бы её руку и как-то отозваться. Но дедушка лежал молчком. Она привстала и увидела, что глаза у дедушки закрыты. Спи-ит? Бабушка не велела...

Спрятавшись за кадку, Лариса попышней перевязала белые банты в блёстких тёмных косичках-ручейках, потукала коготочком по гулкому, пустому боку кадки.

Дедушка привстал на локтях.

Лариса торжественно вышла из-за кадки, разнесла в стороны края нарядной голубой юбочки в складку, с поклоном присела и уверенно объявила:

– Выступает Лариса Михайлова! Стихи!

И, не переводя дыхание, звончато залилась:

– Весер был, сверкали звёзды,
На дворе мороз трессал.
Сёл по улице малютка,
Посинел и весь дрожал.
Боже, говорил малютка,
Я прозяб и есть хосю,
Кто накормит и согреет
Меня, Божью сироту?
Той дорожкой сла старуска,
Услыхала сироту,
Приютила и согрела,
И поесть дала ему.

Дедушка накрыл лицо ладонью и заплакал.

Растерянная Лариса подбежала к дедушке, съехала на коленки.

– Дединька... дедунюска... хоросенький... Сто ж ты делаес?... Бабуска наказала тебя веселить, а ты вота как! Хужей рёвы... Вота войдёт бабуска, сто я искажу?

Девочка покинуто захлопала разнесчастными глазёнками и тоже в слёзы.

Николай Александрович подскрёб её слабой рукой к себе, еле слышно похлопал по тугим сахарным рёбрышкам.

– Ну-у, это у нас уже чистый перебор... Ещё не хватало, чтоб и кадушка заревела с нами за компанию. Не роси, внуча... Будет слезой слезу погонять... Вишь, я первый уже не плачу...

Лариса воссияла. Действительно, дедушка перестал плакать, а большего ей и не надо.

Она проворно выхватила у себя из нагрудного кармашка платочек с вышитым в углу зайкой, принялась старательно вытирать у дедушки на щеках две мокрые стёжки.

– Стоб бабука ни во столеньки, – показала каплюшку ноготочка, – не знала про нас!

– Не узнает, не узнает... Ты только доложи, девонька, откуда это ты выдернула... откуда это ты твёрдо знаешь бабушкин ещё гимназический стишок?

– А исто тута знать? В воскресенью она встрела нас с мамкой на вокзале. Радая. Гостьюски, гостьюски!.. Назадки ехала домой, рассказала стисок нам.

– В первом классе проходила... Вот память... – тихо удивился Николай Александрович и надолго умолк.

А на рассвете нового дня он очнулся в поезде – хлопотливо, угарно влетал с вытянутым на ветру дымным флагом в Новосибирск.

– Вот и наша дача! – сказала Таисия Викторовна, кивая на клинику, у входа в которую остановилась скорая. – Поверь, всё обойдётся. Оперирует Юрий Николаевич Юдаев, сокурсник Грицианова. Юдаев Юрий Николаевич... Запомни это имя, Кока. Прекраснейший хирург! Хирург-легенда! С тобой на операции будет Иришка, младшая из пяти моих сестёр. Младшая, младшая, а анестезиолог. Всё будет хорошо.

Ирина – сидела по другую руку вприжим с Николаем Александровичем – утвердительно пожала ему локоть.

И верно, всё было хорошо.

После Юдаев в восторге говорил Ирине:

– Борец – сказка! Как им отлично подготовили к операции. От крови, от слизи, от гноя слизистая была чистым-чистёхонька. Как языком вылизали! Что значит царь-травушка... Больше. Без травушки уцелел бы наш петушок? Не уверен... В нём же помимо того «подарка», что я выхватил, цветёт еще полна торба ах злых болячек. Аденома предстательной железы. Остеохондроз правой плечевой кости. Хронический колит. Анацидный гастрит. Гипертошка... Давленьице королевское. Двести пятьдесят на сто сорок! Ух и буке-ет... Ух и буке-етище!..

21

Отошли во вчера двадцать два января.

Её просторная коряговатая жизнь рисовалась ей в виде дерева. Ствол, ветви – это она сама. А листва – люди, которых к ней судьба подвела.

Нечаянно-негаданно ржа осыпала её дерево, и пошли её листочки валиться.

Первым пал Николай Александрович.

В ум не вобрать...

По его годам – разве шестьдесят пять это годы? – ему бы жить да жить.

И он жил безбедно, покойно.

В отпуск увеялись старики в Вязьму. В гости к дочке Людмиле.

Вдруг что-то там с почками. Удалили левую почку. Операция прошла блестяще. Почка прорастаний не имела, выделилась свободно.