Сибирская роза

Все эти кребсы, нудлеры, шуткевичи, сладкопевцевы, желтоглазые перехватовы, перелётовы, колотушкины основательно запутали отца, и он, сбитый с толку, потянул на заседании кребсову сторону. А за ним, за отцом, было окончательное слово. А ведь в его силе было отжать элитку. Он мог одним словом вознести Таисию Викторовну, да не вознёс. Заосторожничал на всякий случай… Он ничего худого не сказал о ней, лишь мягко, отечески подал ей совет пока не лечить борцом — сперва прощупай его на животных. Всё-де ладь по науке… Вот так ласково, интеллигентно было убито великое дело. Ведь Таисия Викторовна, выходив уже изрядно страдаликов, не могла впутаться в пустопорожние эксперименты с мышкама-блошками. Да свяжись с опытами, она увязла б в них, и мно-огие, кто сейчас здесь, давно б уже не жили. Ну зачем ей было терять время на галочки?

Повторяю, по злой иронии судьбы уже после того жестокого заседания отец через подставных лиц стал искать поддержки у Таисии Викторовны. И нашёл. Отец всегда это помнил. Интуитивно он всегда верил Таисии Викторовне. Первым в этой цепочке героем был сам Кребс. Острей и точней Кребса никто тогда ещё не сложил доподлинную цену борцу, доподлинную цену закавырцевскому методу.

На травушке я и воспрял.

А что же отец? Отец колебался, всё не решался сказать Правду о борце своему уютному окружению, этому всем известному театру карликов… Так и не отважился открыто стать на сторону Таисии Викторовны.

И слишком поздно — тогда отец уже тяжело болел, не работал в институте — он так сказал мне сквозь повинные слёзы:

«С моего молчаливого согласия злые люди топчут, убивают каждодневно величайшего человека. Ты понимаешь, о ком я… Ты обязан ей жизнью… Я ухожу… Уже ничем… ни мой Бог я не могу ей помочь… Я не могу поправить свою ошибку. За меня это сделай ты, сын мой… Сними с меня грязное пятно… Не лови греха на душу… Пробей эту… Затяни эту жестокую брешь… иначе на конце концов корабль наш потонет… Из тебя не вытесать путного инженерика. Бросай политехнический. В тебе, чую, сижу я. Ты пока об этом не догадываешься… не занимался ещё медициной, а займешься — убедишься. Я тебе уже не китайская стена, давай в мед. Запрягайся, сыну, во все оглобельки… займись борцом… Докажи по всей науке, что достоин борец куда лучшей участи… что Таисии Викторовне след целовать руки, а не бить по ним… Не би-ить…»

Через три дня отец умер. Я пошёл в медицинский… Уже профессор… Пока учился, пока защищался, пока опытничал — слились долгие годы. И все эти годы Таисию Викторовну били, били, били, но заступиться я не мог. Без научно выверенных, без отглаженных фактов какой я борец?

Учёный Борск отпрянул от неё, как от чумы.

Она стучалась во все души. Кланялась, молила: возьмите всё моё в свою копилку, перепроверьте, дайте ход. Но что-то брать, чему-то давать ход наука не спешила. У нас уж так… Если допекает кто со стороны, чужак — сторожкие ушки а-ап топориком. А кто такой? А почему у себя не прорывается? И наводится мост с теми, кто его знает. Конечно, по работе с борцом Кребс лучше всех знал Таисию Викторовну. Потому всё её отовсюду пересылалось именно ему на отзыв, на разбор.

Чёрный сомкнулся круг. Выручку, честное, горячее сердце, готовое поддержать, искала она по всей стране, а её участь решал, потешаясь, завистный, злоковарный, пустой дурёка из соседнего дома!.. Из последних проходимец!..

Кребс не стерпел. Это слишком!

— Да как вы смеете оскорблять, мальчишка?! — на нервах взвизгнул Кребс, высунувшись из своего укрытия меж старухами.

Все поворотились к нему с гневными лицами.

Близко стоявшие стали ужиматься от него.

— Вас уже правда оскорбляет? — отрывисто, чуже бросил Расцветаев. — Вы вломились в науку как грабитель, напакостили в ней преизрядно. Своими пасквилями вы убили…

— Ложь! — захлёбисто перебил Кребс. — Несчастный случай!

— Увы… Таисия Викторовна всю жизнь сама чистила крышу своего дома. И ни разу не то что… Да ведаете ли вы, что у неё в кулаке был смятый в ком листок из вашего последнего разгрома? Штатный убийца в рассрочку…

— Слушайте! Ну что вы мне ни с чего вешаете эту лапшу? — Кребс выдернулся из редеющей вокруг него толпы и окружкой, по-за спинами, живо-два засеменил к Расцветаеву вприскочку.

31

Через несколько мгновений Кребс суматошно выпнулся позади Расцветаева и Ларисы, стояли рядом. В тесный простор между ними он горячечно впихнул своё лицо и почти глаза в глаза столкнулся с Таисией Викторовной.

О Боже! Ему помстилось, была она жива.

Таисия Викторовна приподнялась, устало и укоризненно толкнула Кребса перстом в лоб, и он, в диком страхе, безмолвно рачась по комковатой горке земли, вынутой из ямы, вместе с задубелыми грудками глины ссыпался в могилу.

Как он падал — никто не видел, никто не слышал, и чёрная пурга тут же навспех бело, как саваном, прикрыла его.

Он умер сразу, без шума, едва успев свернуть себя в могильном уголке в ком.