Сибирская сага. История семьи

– Ну что ты, баба, начала так весело, а закончила слезами?

А она отвечала:

– Что поделаешь, если жизнь такая горькая.

Молодежи не нравится наше негативное отношение к жизни. То ли дело люди на Западе – сплошные праздники, радость, смех, отсутствие проблем, бесконечный позитив. Что поделать, такие уж мы, русские. Вечно недовольны собой и своей жизнью, особенно старики – все брюзжим, брюзжим… Негатив!

Отчим

Прошло четыре года после гибели моего деда Николая Ивановича Вебера. Жизнь в семье, селе и стране была смутная, трудная, хватало и всяких глупостей со стороны власть имущих. Бедная Лина билась как рыба об лед, чтобы выжить, сохранить детей. Сколько бы ни помогали родные братья и сестры, но основные жизненные тяготы были на ее хрупких плечах.

Слепая моя прабабушка однажды выдала:

– Ну што, Лина, тавай все протатим, теньки за пасуха и пошел!

Правда, куда и зачем им нужно «пошел» с деньгами, она не сказала. Но отчаявшаяся Лина согласилась. За мешок «керенок» женщины продали дом и собрались уезжать – не то в Минусинск, не то в Абакан. А через день «керенки» отменили, и они остались без денег и без дома. Благо в управлении работали нормальные серьезные люди, которые не дали семье погибшего партизана оказаться на улице. Подробности этой истории до меня не дошли, знаю лишь, что два или три месяца Екатерина Ивановна и Лина с детьми жили у родственников, а потом дом им вернули. Представьте, какой стресс – в который раз! – испытали несчастные женщины!

Тогда бабушка стала поговаривать, что Лине надо найти «хороший мушик и пойти самуш». Сами они не справлялись с хозяйством. На дворе была эпоха НЭПа – полная свобода и неразбериха. На фоне этого экономического разгула в селе появился франт в костюме-тройке, с часами в петлице, с тростью, в шляпе. Но самым примечательным в нем были усы – пышные, с лихо закрученными вверх кончиками. Он ежедневно прогуливался мимо наших окон, заглядывал во двор, иногда останавливался, как бы поджидая кого-то. Дети это приметили. Вначале они следили за ним, прячась, а потом уже стали выходить за калитку и смотреть откровенно, в упор.

Однажды он как бы ненароком поймал спешащую домой Лину. Как всякий опытный ухажер, ласково заговорил с ней, пригласил вечером погулять, может быть, сходить в клуб или просто посетить друзей, у которых он остановился. Лина категорически отказалась – у нее была масса дел, не до того. Франт не настаивал, но во все последующие дни попадался Лине навстречу, заговаривал с ней, приносил цветы, небольшие безделушки. Правда, приглашения войти в дом так и не получил. В конце концов Лина рассказала свекрови о напасти. Та задумалась, а на следующее утро подошла к невестке, обняла и тихо и как-то покорно сказала:

– Я всю ночь тумал и скашу: мошет, этот мушик и полюпил тепя? Отетый хорошо, теньки есть. Может, пошивешь ишо.

Лина пошла к матери в село посоветоваться. Решили так: надо познакомиться с ухажером, разузнать, кто такой, откуда, зачем приехал. «Разведка» работала неделю и доложила: бывший господский портной из Петербурга, попал в какие-то неприятности, срочно уехал подальше от центра к знакомому в село Идринское, услышал, что есть в Каратузском вдова с четырьмя детьми и слепой свекровью. Богатый дом, хозяйство, скот, лошади, разная птица – завидная невеста! Да и собой хороша. Приехал, поселился на квартире и начал атаку на Лину. Он был, видимо, хороший психолог – понял характер Лины и начал почти волшебное действо, чтобы околдовать ее. Он был терпелив и обходителен, он осторожно заигрывал с изголодавшейся по любви женщиной, одаривал ее, обволакивал вниманием. И это сработало. Через месяц Лина была покорена. Она влюбилась как девчонка, безумно и страстно. Ее мама, Лиустиния Ивановна, пугалась, глядя на дочь, – никогда та не выглядела такой необыкновенной. Прекрасные, всегда чуть ленивые с поволокой глаза горели страстным огнем, при одном имени своего кавалера Лина вспыхивала, как девочка. Еще через пару недель она сказала ему: «Да, да, да, я согласна быть твоей женой!»