Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова

Заметим, что о расстреле бригады Матаганов знает по слухам и со слов повозочников, которые при сем не присутствовали и также пользовались слухами, поэтому доказательственная сила его показаний ничтожна.

7 августа суд, полагая, что подавленный и деморализованный Денисов хоть как-то подтвердит этот пункт обвинительного заключения, задает вопрос:

— А вот скажите, Денисов, показания свидетеля Елфимова о расстрелах в камышах Ярушинской бригады правдоподобны?

Денисову достаточно было сказать только одно слово, и это, возможно, зачлось бы ему при вынесении приговора. Но он не стал лгать:

— Я слышал переговоры по телеграфу. Было решено ненадежных отправить в распоряжение командования. Их отправили, разбив по группам. Но они не были расстреляны! — категорично заявил он.

Однако суду нужно было спасать следствие и доказать, что расстрел Ярушинской бригады имел место. Поэтому на утреннем заседании 9 августа председатель суда задает провокационный вопрос:

— Анненков! Вы обещали суду рассказать о расстреле трех полков Ярушинской бригады в камышах!

Но Анненков уже не тот, что был в начале процесса, он прошел судебный университет, набрался кое-какого опыта и на провокацию не поддался:

— Я хотел рассказать не о расстреле этих полков, а вообще о них. Незадолго перед падением сибирских фронтов, — продолжает он, — началась деморализация Ярушинской бригады. Когда факт падения совершился, из нее начались массовые перебежки на сторону красных, аресты своих же офицеров, в общем — полный развал!

Генерал Щербаков отдал приказ о расформировании пехотных частей Ярушинской бригады. Решено было, что они будут отправлены в тыл и там расформированы в другие части. Они пришли в Уч-Арал.

Во время разговоров с комсоставом я узнал, что эти части не знают, за что они борются, говорят, что Сибирского правительства — нет, нет и цели, и что бороться они не будут. Я увидел, что они разложены, безнадежны, поэтому часть из них в три батальона были направлены в село Глиновку без наименования как разрозненная часть. Вторая часть была услана на постройку этапной линии, третья часть — на помощь крестьянам молотить хлеб, четвертая часть была услана в Урджар для таких же целей.

Никаких расстрелов не было. Они все остались там, куда были посланы!

— Следовательно, вы отрицаете показания свидетеля Елфимова, который был в Ярушинской бригаде и при расстреле ее был проткнут шашкой? — спрашивает председатель.

— Не только отрицаю, — твердо говорит Анненков, — но я даже не представляю себе такой вещи, что в 300–400 шагах от Уч-Арала, где находился я, было расстреляно такое количество солдат. Этого не может быть!!!

Но Елфимов все-таки сказал многое. Из его показаний следует, что никакого восстания в Ярушинской бригаде не было. Было намерение у пяти десятков совершенно недалеких солдат-новобранцев 18-го Сергиопольского полка поднять бунт, но вовремя все-таки понявших, что он обречен на провал и отказавшихся от него. Личный состав не только бригады, но и полка ничего о готовящемся бунте не знал и в нем не участвовал, а сами бунтари разбежались, едва им померещилась опасность. О намерении поднять бунт было заранее известно начальству, и бунтари были переловлены. Таким образом, уничтожать всю бригаду никаких причин ни у генерала Щербакова, ни, тем более, у Анненкова не было, да он и не мог этого сделать, так как не имел на это права, потому что бригада находилась в оперативном подчинении генерала Щербакова, а не Анненкова. Не только генерал Щербаков, и военачальники более высокого ранга не имели права принимать решение о расстреле такого крупного соединения, как бригада. По военным обычаям разложившаяся часть бригады была разоружена и расформирована, а ее личный состав частью был направлен на переформирование, частью — на хозяйственные работы.

Вернемся еще раз к обвинительному заключению и рассмотрим события в районе реки Эмель, прогнав их через свое, уже обогащенное знаниями района действий, воображение.

Итак, Китайский полк гонит на расстрел несколько сот солдат. Прошли версту, десять, озеро Алаколь, наконец, на пятидесятой от него версте впереди замаячил курорт «Барлык». Отсчитав сотню, китайцы, на виду остальных, ее расстреливают, закапывают и гонят солдат еще пятьдесят верст к реке Эмель. Здесь, в безлесой степи, они где-то добывают длинные палки и насмерть забивают ими оставшихся. Закончив битву, оно запихивают трупы под лед и сплавляют их туда, откуда пришли. Спрашивать, зачем гнали людей в такую даль, — не будем, а посидим на берегу, посмотрим на реку, а заодно и отдохнем вместе с душегубами и подивимся, как им удался этот трупосплав: ведь зимой эта река почти перемерзает до дна, ее глубина еле доходит до метра, а где и того нет, течение слабое, ленивое. Порассуждав, поймем, что сплавить по такой мелководной реке, да еще подо льдом, несколько сот трупов под силу лишь никогда не бывавшему в сих местах следователю Матрону с его беспредельным воображением.

Один из защитников Анненкова и Денисова Борецкий так оценил миф о расстреле в камышах: