Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова

А что же Дутов?

Еще в апреле 1919 года, в день войскового праздника, Колчак предлагал Дутову пост походного атамана казачьих войск России. Войсковое правительство дало на это согласие с условием сохранения за генерал-лейтенантом должности Войскового атамана. 22 июля Дутов выехал в Сибирь и ревизовал войска, побывав, по некоторым данным, даже в Японии. Разъезжал он по Сибири как высокопоставленный вельможа.

«Состав атамана, — вспоминает лидер уральских кадетов Л. А. Кроль, — был очень богатый, из вагонов сибирского экспресса международного общества. В вагон-салоне было несколько весьма эффектных и эффектно одетых дам. Впереди этих вагонов шли товарные вагоны с сотнями казаков и лошадьми. Атаман Дутов любил создавать шум. Выезжал он на автомобиле с полусотней казаков впереди и полусотней — сзади» ^{157}.

В мае 1919 года численность Отдельной Оренбургской армии достигала всего 15 тысяч штыков и сабель. Пользуясь властью походного атамана казачьих войск России, Дутов призвал на службу даже казаков 1921 года присяги. «Казаки — писал он, — должны явиться на сборный пункт, имея при себе по одной паре сапог, по одной фуражке, гимнастерке, брюкам и теплушке или плащу — все в исправном виде».

К лету казачья армия превратилась в мощную военную силу из 42 конных полков, 4 пеших и 16 батарей. На службу было призвано 36 возрастов. Таким образом, казаки дали в три раза больше сабель и штыков, чем в германскую войну.

Естественно, местные большевики были крайне обеспокоены этой мощью и направляли в ЦК обращения о срочной помощи:

«Более года участвуя в борьбе с казачеством, Губком должен засвидетельствовать, что мы имеем дело с противником сильным, ловким, дисциплинированным, прекрасно действующим оружием, способным, благодаря образцовой коннице, к быстрым массовым переброскам сил».

С 25 сентября Дутов вновь возглавил свою армию, которая к этому времени снова сменила название и стала называться Оренбургской. В это же время Оренбургская армия потерпела окончательный разгром под Орском и Актюбинском и покатилась к Семиречью. Она шла через Тургайские степи, через пески Прибалхашья к Сергиополю. Впрочем, это была уже не армия, а длинный обоз, набитый голодными, больными, умирающими от тифа людьми.

Эмигрантский историк С. П. Мельгунов так описал отход Оренбургской армии: «Что сказать про тот „Страшный поход“ южной Оренбургской армии, по сравнению с которым даже большевистский повествователь считает другие эвакуации „увеселительными прогулками“. Оренбургская армия держалась на фронте, сколько могла. „Буду бороться, пока есть силы, — писал Дутов Колчаку 31 октября из Кокчетава. — Оренбургская армия, первая Вас признавшая, всегда будет с Вами и за Вас“ ^{158}.

Отступая, дутовцы двигались через гористые Тургайские степи и через безводные и пустынные пески Балхаша к Сергиополю на соединение с Анненковым в Семиречье. С армией двигались голодные, умирающие тифозные толпы беженцев. Те, кто не мог идти, должны были погибнуть. Их убивали собственные друзья и братья. Общее количество отходивших, по словам большевистских источников, колебалось от 100–150 тысяч. К концу марта границу Китая близ города Чучугон перешло до 30 тысяч человек» ^{159}.

«Кошмарные картины представляла из себя отступающая вереница оренбургского обоза, именующаяся армией, — вспоминал Анненков. — Большинство женщин и детей. Бойцов не видно. Все сидят на повозках или санях, в которых запряжены едва бредущие кони или верблюды. Закутанные в самые разнообразные одежды, сидят солдаты, офицеры и казаки со своими семьями. Рядом — винтовка, иногда — пулемет. Так эта печальная процессия проползает деревни. Замученные, голодные, накидываются они на все съедобное, пожирают, засыпают с тем, чтобы завтра продолжить путь. Кто же прикрывает эту армию? Никто! Два полка, только два полка красной кавалерии и то слабых, измученных тифом, идут в одном переходе за дутовцами по этой печальной дороге. Недаром сложена песенка:

Из страны, страны далекой,
С Оренбургщины широкой,
В непогоду и буран
Сыплет Дутов-атаман.

Кто — в санях, а кто — верхом,

Кто — в телеге, кто — пешком,
Кто — с котомкой, кто — с сумой,
Кто — с собакой, кто — с женой.

Довольно хлесткая песенка! Она не понравилась Дутову. Он морщился, когда читал».

Бывший анненковский офицер Савельев в показаниях, написанных 31 мая 1926 года и переданных консулу СССР в Чугучаке, рассказывает о встрече, которую якобы подготовил Анненков армии Дутова.

«Армия эта, изверившаяся в победе, уже осознавшая вполне всю бесполезность борьбы с Советской властью, мечтала только об отдыхе в Китае, спешила уйти от „ужасов“ чрезвычайки, о которых так рьяно расписывалось по повелению Анненкова. Как же встретил ее брат атаман? — На первых же пикетах дутовцы увидели братский привет атамана, прибитый к стене: