Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова

Но всё это не означает, что Анненков смирился со своим положением и скис. Наоборот, он метался по камере, как зверь, попавший в ловушку, и не находил себе места. Все его мысли были направлены на то, как выбраться из этого каменного мешка, как вновь обрести свободу, как отомстить китайцам за их коварство, как снова включиться в святую борьбу с большевизмом. Но для этого прежде всего нужна была связь с внешним миром, которой у него не было и которую из тюрьмы установить было не по силам, в том числе и из-за языкового барьера. Но на втором году заключения Анненкову удалось подкупить одного из охранников и переправить через него Денисову письмо для передачи представителю Японии в Синьцзяне, в котором, описав обстоятельства ареста, он якобы писал:

«Убедительно прошу Вас, представителя Великой Японской империи, дружественной по духу моему прошлому императорскому правительству, верноподданным коего я себя считаю до настоящего времени, возбудить ходатайство о моём освобождении из Синьцзянской тюрьмы и пропустить на Дальний Восток, честью русского офицера, которая мне так дорога, я обязуюсь компенсировать Японии свою благодарность за моё освобождение»[294].

Неизвестно почему, но факт написания этого письма Анненков категорически отрицает.

Не исключено, что это одна из множества чекистских фальсификаций.

Денисов развил активную деятельность по освобождению Анненкова с первых же дней его ареста. Можно только поражаться преданности атаману этого человека. Оставшись с 20 казаками в Гучэне, хотя мог вполне уйти с отрядом в Маньчжурию, он забрасывает иностранные представительства и китайские власти обращениями об освобождении Анненкова. 20 августа 1921 года он пишет французскому консулу в Урумчи: