Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова

Нач. КРО, коменданту Сем. ГПУ и Комдиву Панченко

Ваше отношение ко мне с первых дней моего приезда в Семипалатинск в Ваше распоряжение было таковым, что я должен об этом сказать во всеуслышание. Кода я ехал из Москвы, я думал, что ко мне, как к бывшему белому, жестоко боровшемуся здесь в Семипалатинске против советской власти, и отношение будет соответствующим моим деяниям в прошлом. Говорю откровенно: я всего ждал. И как я был пристыжен внутренне, когда с первых же минут моей встречи с Вами я встретил самое корректное, самое вежливое отношение к себе, к великому преступнику. Мне было стыдно, стыдно как человеку, пользовавшемуся тем, чего он не заслужил, чего он не стоит. Ваше великодушие и снисходительность меня убивали. Я ещё глубже чувствовал свою преступность перед советской властью, представителями которой Вы являетесь. Но вместе с тем Ваше исключительное по человечности отношение ко мне вливало в меня бодрость и энергию во всё время моего процесса. Ваше отношение ко мне явилось огромной материальной поддержкой в то время, когда беспощадные слова прокурора «палач», «бандит» и др. били меня, как хлыст, по лицу. Благодаря Вам и только Вам, я мог сказать суду: «Я заслужил расстрел, но хочу думать, что выйду из жизни со снятым с моего имени проклятием». Мне казалось, что это проклятие, висевшее годами на мне, вы сняли, относясь ко мне как к человеку, заблудившемуся в прошлом и пришедшему к вам с раскаянием. После приговора, вынесенного мне судом, кто, как не вы, старались поддержать во мне твёрдость духа и надежду. Вы, те «страшные чекисты», об «ужасных зверствах которых» так много и так «красочно» пишут за границей, Вы отнеслись ко мне, к смертнику, как близкие люди. Так разрешите же мне, в последние минуты моей жизни, от глубины моей души поблагодарить Вас за всё то, что Вы сделали для меня, для того, чтобы облегчить мне мои переживания. Я преклоняюсь перед Вашим великодушием, перед Вашей чуткостью и сердечностью. Моя судьба решена. Я ухожу из жизни, не вспоминайте же лихом меня, искупающего свои грехи собственной смертью.

Последний привет — Борис Анненков

13.VIII.27 года

В этот же день Анненков пишет поразительный документ, в котором, прислушиваясь к себе, фиксирует ощущения приговорённого к расстрелу: