Сибирская Вандея

Кроме того, выяснилось, что до революции Петя Мануйлов работал корреспондентом газеты «Рабочий путь». И братва прозвала Петю презрительно: интеллигент.

– Я же в Губчека просился! К Прециксу, – повторил Гошка.

Мурлаев хмыкнул.

– Та-ак. Сачкуешь? Отрабатываешь задний?… Что ж… Надя, не нужно ему писать путевку, хай с мертвяками воюет.

Гошка испугался и вскипел:

– Ты шкоты-то не распускай! Обрадовался, начальство!.. Давай, Надя, пиши путевку к интеллигенту… Все равно пропадать!..

Он взял путевку и, хватив на весь Уком художественным свистом: «Вихри враждебные веют над нами!» – хлопнул дверью.

– Видала? – Мурлаев кивнул Наде Скалой. – Ишь, «анархия – мать свободы!»

А сам засвистел: «Слезами залит мир безбрежный…»

Если миновать железнодорожный туннель, тот самый, где состоялась любопытная встреча приезжего иркутянина с главврачом Изопропункта Николаевым, и по унавоженному за зиму Чернышевскому спуску выйти к урезу правого берега Оби, – угодишь на городскую свалку. Отсюда и начинается прямой путь через реку – зимник, связывающий затон с городом. Дорога выводит к остову какого-то вмерзшего в отмель, полуразобранного на дрова паузка. По уцелевшим шпангоутам можно взобраться на остатки палубы и вглядеться прямо перед собой в левобережную даль. Тогда и увидишь Яренский затон.

Новый комиссар водной Чека по Яренскому затону Лысов так именно и поступил. Утвердясь на обломках паузка, достал из внутреннего кармана бушлата обшарпанный трофейный «цейсс» и воззрился в левый берег реки.

День был ясный. В стеклах бинокля отразилась голубизна неба, тонкие спицы мачт и множество дымков, выходящих прямо из снежной целины: мачты – судов каравана, а дымки – от печей землянок. Правда, поближе к левобережному яру чернело десятка два рубленых домов, но за ними сплошь расстилались подземные дымы.

Землянки – главное жилье мелкого речного люда в затоне. Баржевые водоливы, плотогоны, бакенщики, лодочники-перевозчики, машинисты и кочегары – все, кто не успел еще или не сумел пустить корни в городе и в окрестных деревнях, зимуют по-кротовьи, – в затонских землянках. Чтобы поставить сруб, не хватает ни времени, ни двенадцатирублевого жалованья. Всю навигацию льют пот у пароходных топок кочегары, часто работают без подхваты, без смены, по шестнадцать часов. И у баржевиков не лучше.

Зимой выморозка, весной нелегкий труд конопатчика, а начнется навигация – сколько на своем горбу перетаскивает кулей баржевой, и не счесть!

Хозяева, купцы-пароходчики – Жернаковы, Маштаковы, Фуксманы да Плотниковы, где только можно и неможно, на грузчиках, бывало, экономили. Хозяину выгоднее от своих щедрот водоливу десятку-другую накинуть, чем грузчикам сотни переплачивать. Вот баржевики и гнули спины под пятипудовыми кулями на пристанях да на перештывках в рейсах, и не то что сами, взрослые мужики, – все семейство приспосабливали: жен, дочерей, снох, детишек…

Парнишке, скажем, всего-то годков тринадцать, ему бы в бабки играть, ан уже стоит на подаче кулей.

Слово «шкипер» еще не пришло на речной флот: техника на крутоскульных деревянных посудинах – от времен Стеньки Разина. Даже штурвалы не везде – в основном ворочают громадные рули пеньковым канатом. До седьмых потов бьют водоливские жены да снохи, поклоны у коромысел деревянных насосов: баржи сплошь водотечны, а на ластование да на серьезный ремонт у купца никогда не хватало: ничего, и так пробьются, на бабьих поклонах! Ведь каждый водолив знал: выйдет вода за елань, подмокнут купеческие кули – тогда пропал баржевой со всем своим семейством, мало что выгонит без копейки денег, еще и ославит по всем пароходствам. Нигде места не найдешь.

Так жили и работали. К концу навигации – не человек, ошметок. И одна думка: скорее бы залезть в теплую нору, загодя выкопанную в затонском людском муравейнике. Случалось, не все купеческие кули доходили по назначению. Иной раз и тючок мануфактуры, разобранный на штуки, оседал в укромных уголках баржевого набора. Так запрячут, что самый дотошный приказчик хозяйский нипочем не сыщет. Впрочем, приказчики особо и не стараются, и купцы убеждены, что на воровстве весь божий свет стоит. Купцы знают: баржевой украдет куль, ну два – себе на пропитание, а свяжись с грузчиками – десятком кулей запахнет…

– Ты, между прочим, учти, – наставлял Гошку ответственный комиссар Водной Чека Мануйлов, – сейчас порядки пойдут у нас другие, советские, а привычки у речного народа еще старые. Конечное дело, партийные ячейки проводят работу, воспитывают, но и сам брасы не распускай. Посматривай, особенно когда на плав выйдем…

Гошка спрятал бинокль, спрыгнул с паузка и, вздев на плечи лямки вещевого мешка, зашагал через Обь.