Сибирская вендетта

Андрей понимал, что вся борьба ещё впереди. Смерти он не боялся и жизнью не дорожил — в этом было его преимущество. Это был хладнокровный игрок, с точностью автомата просчитывающий варианты и безошибочно выбирающий оптимальное решение там, где другой в ужасе закрывает глаза. Эмоции и сантименты его не задевали. Словно бесплотный дух, он всё видел, всё понимал и ничему при этом не удивлялся. А когда наступала решительная минута, бросался на врага и уничтожал его — истово и безжалостно, не испытывая ни радости, ни огорчения, ни страха, ни упоения — лишь видел перед собой цель, которую разрушал с неумолимостью хорошо отлаженной боевой машины.

Вернувшись в номер, Андрей снял мокрую одежду и тридцать минут качался на продольном и поперечном шпагате, доставал колени подбородком и принимал немыслимые для нормального человека позы. На сорок первом году жизни приходилось уделять суставам повышенное внимание. В противном случае вся техника ударов ногами будет смазанной. Никаких «урамаваши-гери», никаких «йоко» и никаких «уширо» — удары будут неточными и неэффективными. Чтобы этого не произошло, Андрей гонял себя до седьмого пота, до потемнения в глазах, потому что раз и навсегда усвоил нехитрую истину, высказанную непобедимым Суворовым ещё два века назад: тяжело в ученье — легко в бою.

Покончив с растяжками, он выпил литр апельсинового сока, принял горячий душ и со спокойной совестью улёгся в кровать. Дневной сон — дивная вещь! Освежает необыкновенно. Придаёт сил и решимости жить дальше. Андрей проспал почти три часа, а затем, пробудившись, лежал с закрытыми глазами и слушал тишину. Лениво текли мысли, ничего не хотелось, ни о чём не думалось. Где-то в глубине сознания звучал речитатив: «На свете счастья нет, а есть покой и воля…» И следовал неизбежный вывод: предельное состояние покоя — это смерть. Следовательно, в смерти заключено высшее блаженство, совершенный покой и абсолютная свобода! В который раз Андрей ловил себя на мысли о смерти. «Приди ко мне, зачем же не теперь?.. Ворвись отравленным снарядом. Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит, иль отрави тифозным чадом…» Кто это написал? Кажется, Цветаева. А может, Ахматова… К чёрту стихи и меланхолию! Андрей рывком поднялся с постели. О смерти ему ещё рано думать. И уж если уходить из жизни, то не просто так. Для начала он кое-кого изрядно пощиплет. Он ещё точно не знал — кого он будет щипать. Но руки чесались определённо. «Погодите, скоро доберусь до вас всех!» — Андрей погрозил кулаком темноте за окном.

Уже наступил вечер, часы показывали половину восьмого. «Не мешало бы перекусить», — мелькнула совсем не философская мысль. У него на руках было ровно сто тысяч рублей, да на карте четыреста, и ещё около восьми тысяч долларов стодолларовыми купюрами. Эрмитаж он за эти деньги не купит, но на скромный ужин должно хватить. Андрей быстро оделся и отправился на поиски какой-нибудь закусочной.

Второй этаж. Вполне приличный бар, ночная дискотека с мигалками и цветными стёклами под ногами и над головой, сауна с финским паром — все удовольствия наличествовали. Приблизившись к стойке, Андрей взгромоздился на высокий крутящийся табурет и бросил небрежно:

— Коктейль мне сваргань. Молочный…

Бармен слегка удивился, но не подал вида. Бармен из Иркутска обязательно бы рожу скривил, а этот ничего, даже подмигнул левым глазом, я, мол, всё понимаю: пейте молоко со сливками, и всё у вас будет замечательно! Андрей расплатился и, взяв длинный стакан с молочной пеной, понёс его прочь, в таинственную темноту. В глубине зала было сумрачно, играла приглушённая музыка, слышались какие-то шёпоты и вздохи. Ничего агрессивного или враждебного. Агрессию Андрей чувствовал безошибочно, она витала в воздухе, сквозила во взглядах, выдавала себя тысячью едва приметных деталей. Но в этом затемнённом зале всё был тихо и в высшей степени пристойно.

Откуда-то из темноты вынырнула рослая дебелая девица в короткой юбочке и с томным взглядом.

— Мужчина, не угостите сигареткой?

Отчего же нет? Андрей сделал широкий жест.

— Садись!

Завязался разговор. Андрей лениво спрашивал девицу, как её зовут, да сколько ей лет, откуда она родом и сколько зарабатывает за месяц напряженного труда. Та заметно смущалась, но всё же отвечала и даже не выказывала неудовольствия. В родном Иркутске Андрея давно бы уже послали по известному адресу, а эта сидит, терпеливо объясняет, что и как, или молчит, когда уж совсем не хочет говорить. Андрей оценил её деликатность и в очередной раз пожалел, что родился не в Петербурге, а в полудикой заснеженной Сибири. Славный город Питер! — хоть и стоит на болотах и на костях сотен тысяч крестьян, согнанных по приказу Петра на постройку этого каменного исполина. Сколько судеб человеческих тут похоронено, сколько проклятий зарыто в топкую почву!