Сибирский эндшпиль

— Кстати говоря о дамах — ты видишься о своей белокурой партнершей по преступлению? Правда, она была тощенькой, но очень даже ничего. У нее был свой норов, и, наверное, многие мужчины страдали.

Мак-Кейн покачал головой.

— Нет, сейчас нет. В конце концов, мы просто работали вместе. А она сошлась с Раззом. Я думаю, вообще у них было много общего… По крайней мере, ему не пришлось изменять своим привычкам. Они улетели на Луну, работать над одним из проектов.

— Так это правда?

— Что-то связанное с передачей энергии по лучу на космические корабли.

— Раз уж ты живешь здесь — ты видишь своих старых друзей из твоего ведомства?

— Я часто вижусь с Фоледой и его семьей, — ответил Мак-Кейн. — Ты его помнишь, наверное, когда все закончилось — тот человек, на которого я работал.

— Да, мне он понравился. Говорил то, что следовало, не тратя времени на расшаркиванья. Как он поживает?

— Он ушел в отставку, когда начали закрывать остатки Пентагона. Майра — его жена — сказала мне как-то, что он так и не смог привыкнуть к тому, что каждое утро у него нет хвоста из КГБ. Как будто он расстался со старыми друзьями. Так что он ушел. Теперь забавляется со своими внуками или сидит в баре со старыми дружками из пентагоновской мафии, — Мак-Кейн сделал короткий жест рукой. — Я иногда вижу Ко. Он в Азии, снова с головой ушел в политику и курсирует в Вашингтон и обратно. У него всегда очень тесный график, но если он может, то выбирается.

Принесли коктейли. Мак-Кейн посмотрел на друга, поколебался, а потом поднял свой стакан:

— Ну что… За старое время, наверное.

— И за старых друзей.

Они выпили и замолчали.

— А как насчет тебя? — наконец спросил Скэнлон. — Мир все еще доставляет тебе достаточно обмана?

Мак-Кейн поставил стакан и пожал плечами.

— Ну, мне дали очень приличную пенсию, так что с деньгами у меня нет проблем. Я летаю на самолете и стараюсь поддерживать форму. У меня есть подруга по имени Донна — я вроде однолюба, только с одной, поверишь ты этому или нет. Она юрист и у нее нет времени на какую-то серьезную связь, так что это устраивает нас обоих. Все еще интересуюсь политикой и историей, много читаю, — он опять отхлебнул. — И еще я собираю материалы по истории технологий шпионажа. Даже думаю однажды написать книгу. Единственное, что меня беспокоит, прочитает ли ее кто-нибудь. По-моему, сейчас остался только коммерческий шпионаж.

— А ты попробуй написать об альпинизме. У тебя тоже есть кое-какой опыт.

Мак-Кейн улыбнулся.

— Ну ладно, а вот ты как живешь? Когда ты звонил, ты сказал что-то об обучении… только я не поверил.

Скэнлон посмотрел вверх и виновато поскреб шею пальцами.

— Ну, это действительно что-то вроде обучения. Это называется "советник по безопасности". Некоторые из государств в Азии и вообще… люди, которые наперебой ими управляют, как правило, особенно беспокоятся о своей безопасности и тому подобное, ты понимаешь. Они хорошо платят инструкторам, которые учат их телохранителей своему делу, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

Мак-Кейн безнадежно кивнул.

— Я должен был бы догадаться: ты торгуешь технологией, ноу-хау, да? Убийство, нанесение увечий, взрывчатка, ловушки…

— Должен же человек зарабатывать себе на жизнь, — сказал Скэнлон, употребив фразу из прошлого. — Кроме того, ведь у каждого есть право спокойно спать в своей постели.

Мак-Кейн снова замолчал, изучая содержимое стакана. Когда он наконец поднял глаза, их выражение было более серьезным.

— Кев, я всегда хотел спросить тебя об одной вещи. Почему тогда, в Замке, ты перешел на нашу сторону?

Скэнлон пожал плечами.

— Ой, знаешь ли, КГБ не радовалось особо, используя иностранца на такой работе. Но потом, с таким, как ты, они вряд ли смогли бы использовать русского. Я думаю, они слишком полагались на свою пропаганду ирландско-английско-американских отношений… И потом, кто знает, что делается в голове у ирландца?

Мак-Кейн выпил еще, задумался и покачал головой.

— Нет, это ты повторял, когда нас расспрашивали после всего, на всяких пресс-конференциях. Но я никогда не верил в это. В чем настоящая причина?

Скэнлон посмотрел по сторонам, совершенно не удивившись. Помолчав, он ответил:

— Это был Ко.

— Ко? — Мак-Кейн действительно был ошарашен.

Скэнлон отвернулся, глядя сквозь стеклянную стену бара.

— Все, что он рассказывал о цивилизациях: греческой, римской, европейской, американской… даже о бриттах. Как все они неожиданно рождались, как живые существа, жили и процветали, выражали все, чем они были, во всем, что ни творили… а потом они умирали. Но несколько камешков подбирал из пыли следующий и клал их в свое здание, еще лучшее, и человечество продолжало жить… а это главное, — он указал рукой в темное небо. — Именно это и происходит сейчас там. И разве мне не приятно будет думать, что я помог сделать один-два таких камешка? И когда я подумал об этом — как я мог работать дальше на тех, на кого работал? Вся это система представляла собой то, от чего мир уходит, а не то, к чему он идет.

Мак-Кейн откинулся на спинку кресла и с удивлением посмотрел на Скэнлона.