Сибирский эндшпиль

— Ничего особенного. Что где внутри, расположение отсеков. Что там за система безопасности. Может быть, одна-две схемки?

— А о какой сумме мы говорим?

— Какая сумма будет достаточной?

— Ну, может быть… Я подумаю.

Оскар Смовак потер свою лохматую фиделевскую бороду, приглядываясь к Мак-Кейну, стоявшему на площадке перед блоком В. Немного помолчав, он заговорил, его обычно громкий и резкий голос был приглушен:

— Ну, и что ты видишь?

Мак-Кейн обернулся.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты наблюдаешь за людьми, ты думаешь. Говоришь мало. На что ты смотришь?

— Я просто смотрю за людьми.

— Это обычная привычка среди журналистов?

— Наверное. Как ты напишешь о том, чего не видел?

— Брось. Ты не журналист, Лью. Я просто хочу сказать… если я чем-то смогу помочь, я помогу. О'кей?

— Помочь? В чем?

— Что бы ты ни замышлял.

— Если я что-то начну замышлять, я буду иметь тебя в виду.

Смовак вздохнул.

— Да, я знаю, трудно решить, кому верить, кому нет. Но все-таки, что бы это для тебя ни значило — у меня есть информация об американке, с которой ты сюда попал.

Мак-Кейн резко повернулся к нему. Смовак продолжал:

— Она была в камере строгого режима в блоке D до последней недели. Потом она заболела и ее отправили в больницу. С тех пор она не возвращалась.

— Кто тебе это сказал?

— Один друг из другой камеры. Он трахается с восточногерманской девкой из той камеры, где сидела твоя американка. Похоже, ей было нелегко.

— Ясно… Что ж, спасибо, Оскар. Если мне понадобится твоя помощь — я дам знать.

Боровский, поляк, предупредивший Мак-Кейна за несколько минут до инцидента с Майскевиком. Однажды Мак-Кейн спросил его:

— Откуда ты знал?

— У меня было ощущение, что этим вечером они хотят кого-то вздуть. Я прикинул, и решил, что это — ты.

— А как получилось, что меня оставили в покое потом?

— Ты мог рассказать о его методах. Наверное, он подкупил кого-то наверху, чтобы дело не расследовали.

— Неужели об этом никто и не догадывается?

— Догадываются. Но зачем совать нос в чужое дерьмо, когда за это не платят?

Это прекрасно совпадало с тем, что говорил и Андреев. Но Мак-Кейна почему-то не удовлетворяли эти объяснения. Если бы начальство уже знало о системе подкупа и взяток, которая процветала здесь, то если бы он раскрыл ее, Лученко потерял бы немногое. Он бы спокойно продолжал бы свой бизнес и наоборот, сохранил бы лицо, засадив Мак-Кейна. Что-то здесь не складывалось — но Мак-Кейн сейчас не собирался разбираться во всем этом деле до конца, да в этом и не было смысла.

— Почему ты сделал это? — спросил он. — У тебя было что-то личное против Майскевика?

— У нас всех было личное против Майскевика. Прежде всего, я поляк. Я слышал, как ты говоришь; ты знаешь историю. Как Сталин разделил Польшу с Гитлером, как ударил нас в спину в 1939 в Катыни, что случилось с варшавским сопротивлением. Русским никогда не нравилась сильная Польша. И у нас никогда не было причин быть особенно благожелательными к русским.

— Не могу не заметить, ты вдруг стал довольно популярен, — сказал Скэнлон за обедом. — Как ни поверну голову — тет-а-тет здесь, тет-а-тет там. Я так понял, ты вербуешь?

— Как ты говоришь, просто довольно-таки популярен.

— Брось, мы с тобой сейчас, похоже, партнеры. Я что, не могу узнать, с кем мне придется работать вместе?

— Если возникнет такая необходимость.

— Осторожность, осторожность и еще раз осторожность, а?

— Ты знаешь правила игры. Это помогает избежать неприятных осложнений.

— Да, тебя хорошо научили. Исключительно из любопытства — на какую же разведку ты работаешь?

— СИС — на бриттов. Они внедрили меня специально, чтобы присматривать за тобой. Такая уж у тебя репутация в Лондоне.

— Ах, вот так? Ну что ж, мистер Эрншоу, журналист, вот он я с маленьким приветом, который здорово облегчит тебе жизнь. Поговори с Ко. Он свяжет тебя с комитетом побега. У них есть информация, которая может тебе пригодиться.

Мак-Кейн недоверчиво уставился на Скэнлона.

— Комитет побега? Ты шутишь!

Скэнлон удовлетворенно кивнул:

— Ага, вот мы запели по-другому. Надеюсь, что у вас есть хоть капля совести, Эрншоу, потому что тебе должно быть стыдно.

— А кто входит в этот комитет?

— Ладно, ладно. Ты знаешь правила игры. Я дал тебе зацепку. Теперь тебе нужно поговорить с Ко.

26

Здание советского посольства в Кенсингтоне было построено не раньше десяти лет назад. Серое одиннадцатиэтажное задние, прямые, ничем не нарушенные линии, серые каменные стены. За оградой и густыми деревьями хорошо ухоженные газоны. За этой же оградой в соседнем похожем здании живет большинство советского дипломатического персонала в Лондоне. Но несмотря на такие удобства, как плавательный бассейн, сауна спортзал и теннисные корты, Анне Доркас все же больше нравилось жить снаружи: это была привилегия, которой с радостью пользовался ее муж, корреспондент журнала "Новое Время".