–Наши друзья кавалан–ин на русских не нападали, – доложил толмач. – Если николаевские промышляли на южном берегу, то, скорее всего, нарвались на воинов кигиг–ун.
А ведь и верно. Именно там они и промышляли. А я как–то упустил из вида конкурирующее племя. И установить сношения с ними мы позабыли. Сами же кигиг–ун на наш островок не заглядывали.
Сын вождя добавил пару слов от себя. Племя было недовольно промыслами. Алеуты почитали каланов как близких родичей и убивали не больше чем нужно для жизни. Массовая бойня и брошенное мясо произвели на островитян тягостное впечатление.
–Старики боятся, что зверь уйдёт и больше не вернётся сюда, но старики осторожны, они не желают ссориться с русскими, – перевёл Тёма. – Хотя кое–кто из молодых воинов предлагал силой прогнать гостей с острова. Пока таких мало и они не посмеют пойти против воли стариков. Но это пока.
Утром я собрал командный состав. Многие ещё не вернулись с промыслов, но главные действующие лица собрались. Нашу сторону представляли мы с Оладьиным, противную – Тарабыкин. Дюжина партейщиков и мореходов превратилась в присяжных. В качестве рефери пришли Векшин с Пономарёвым. Казаки представляли власть, но властью в строгом смысле не являлись. Здесь они могли только давать советы и слушать, чтобы потом составить отчёты начальству.
Объявив, что союзные алеуты к нападению непричастны, я пересказал в двух словах настроение аборигенов.
–Я давно предупреждал, что добром избиение зверя не кончится. Островитяне живут с этого, а тут приезжают чужаки и начинают пастись на их родовых угодьях. Так что предлагаю прекратить промысел.
Я выбрал явно не те аргументы. Запах наживы всегда конкурировал с запахом крови.
–Хватит уже с ними нянькаться, – заявил Тарабыкин. – Надо брать аманатов. Пацанов этих, что сюда ходить повадились, прихватить, а лучше нагрянуть отрядом в жило, да и забрать с дюжину набольших. Враз вражины притихнут.
–Верно, – согласился Пономарёв. – Всегда аманатов брали.
–И что помогало? – спросил я.
Мой вопрос собрание пропустило мимо ушей. Идею взять заложников поддержали почти все камчатские промышленники, и даже Оладьин поначалу не стал возражать. Я понимал, что злоба, пренебрежение чужими интересами, обычаями здесь ни при чём. Это вопрос безопасности людей, безопасности промыслов. На фронтире просто принято так поступать. Однако я понимал и другое. Заложники отнюдь не гарантировали безопасность. Покорив с их помощью одно селение, мы неизбежно обернём против себя все остальные. Затяжная война с коряками и совсем уж бесконечная с чукчами прекрасное тому подтверждение. И незачем устраивать подобное на Уналашке. Потому как следующим логическим шагом на этом пути будет полное истребление алеутов. Окончательное решение. Геноцид.
–Аманатов брать не будем, – упёрся я. – Только хуже выйдет. С селением Узулаха у нас мир, а другие племена чужие родичи не остановят.
Тарабыкин вновь попытался заспорить.
–Одним миром эти дикие мазаны, – сказал он. – Если не сами нападали, то уж, наверное, указали сородичам, куда наши партии отправились.
–Если союзные алеуты кровь не проливали, то незачем их и злить, – Оладьин, наконец, взял мою сторону. – А то навалятся сообща, мало нам не покажется.
–Брось! – ухмыльнулся Тарабыкин. – Порубить к чертям самых буйных, остальные сами притихнут. Ещё и мехов притащат, вину заглаживая.
–А ты, я смотрю, уже готов и одежду с них поснимать? – огрызнулся я. – Хватит! И так мешки набили чужим добром.
–Чужим? – возмутился тот. – Твоим что ли?
–Хорош ругаться, – рявкнул Оладьин. – Ты, Севка, язык–то попридержи. Не по чину себя ведёшь. Тебя сюда насильно никто не тащил. Сказано было – диких не обижать. Значит, так тому и быть. Хозяин твой согласие при всех давал. Свидетелей здесь много. А тебе он людей доверил, вот и думай о них.
–Так ведь дикие первые начали, – возразил Тарабыкин.
–Это мы ещё выясним, кто первым начал, – бросил я. – Пока что мы только твоих людей выслушали, и как там на самом деле вышло никто не знает.
–Ну, гляди, Иван, – прищурился Севка. – Как бы потом пожалеть не пришлось об этом мире.
–Я так думаю, сейчас главное крепостцу оборонить и людей живыми вернуть, – заявил Оладьин. – После разбираться будем, кто на кого напал и почему. А до тех пор никаких вылазок!
На том и порешили.
Прошёл день, другой, но ничего не происходило. Партии мало–помалу возвращались с промыслов. Возвращались без потерь. Случаев нападения больше не отмечалось, но больше чем алеуты меня беспокоили конкуренты. Они потеряли пять человек, и успокоить их было сложно.
Тарабыкин регулярно порывался поднять людей на карательную экспедицию. Но теперь мы опирались на общее решение и пресекали провокации. К тому же с промыслов вернулись Бочкарёв и Шишкин, которые сразу взяли нашу сторону. Глядя на них, и Толстых осадил своих ребят. Так что сторонники войны оказались пока в меньшинстве, а мы, имея перевес, могли выступить более жёстко.