Сибирский фронтир

Народ нервничал, суетился. Рядовым промышленникам и морякам не терпелось пуститься в загул, но пока они даже не получили заработанного на руки. Приказчики пытались завысить расходы, чтобы урезать расчёт по паям, передовщики в ответ грозились спустить с мироедов шкуру. Тут и там возникали ссоры. Короче говоря, наблюдалась обычная лихорадка конца сезона. Время для вербовки не самое подходящее.

Однако Данила и тут не соврал. Мне не пришлось расспрашивать, агитировать, не пришлось даже долго тереться среди прибывающих моряков. Сдвинуть проект с мёртвой точки помог случай. А если быть точным – несчастный случай.

– Рытова Сёмку у Лопатки разбило, – сообщил товарищу один из зверобоев. – Потонул шкипер со всеми людьми. Сашка Окунев только спасся, да с ним два мальца – Чихотка с Борькой. Подобрали их бедолаг. Уже мороженных с поливухи сняли.

– Как же, Окунев–то недоглядел? – удивился товарищ. – Вроде не первый год в море ходит.

– Рытов, говорят, сам взялся править, вот на камни и налетел.

Мои уши превратились в пару сверхчутких локаторов, а глаза в камеры слежения. Когда собеседники, продолжая обсуждать печальную новость, бросили взгляд куда–то мне за спину, я обернулся. Трое зверобоев в грязных накидках сидели на рассохшемся бревне. Двое дремали, опустив головы на руки, один уставился застывшим взглядом в сторону моря. Видимо это и были потерпевшие кораблекрушение.

Их состояние можно было понять. Они потеряли товарищей, потеряли добычу за весь сезон, а то и за два, ведь промысловики часто зимуют на островах; их хозяин потерял корабль и погиб сам. Хорошо ещё если в долгах не увязли. Без работы они, конечно, не останутся и следующим летом выйдут в море на других кораблях. Опытные люди сейчас в цене. Уж я–то знаю, набегался, из кожи вылез, чтобы хоть кого–то сыскать, да всё без толку. Что ж, вот он шанс и надо ковать железо пока горячо.

– Вы будете Окунев? – спросил я у человека, что продолжал глядеть на горизонт то ли с ненавистью, то ли со страхом.

На голос повернулись все трое. Один из них чихнул, другой, совсем ещё мальчишка, посмотрел с любопытством, а тот к кому я обратился, очнулся от транса и нехотя кивнул.

– Я ищу морехода для серьёзной работы, – сказал я. – Слышал, что вы разбились... если не против, можем поговорить.

Окунев глянул на меня красными глазами. В них читалась адская мука, следствие то ли усталости, то ли тоски. Как я понял из подслушанного разговоров, вины капитана в крушении не было, но кто знает, как он сам оценивает свои действия или бездействие.

Наверное, подходить с предложением работы к человеку только что потерявшему из–за этой работы друзей, хозяина, подчинённых, было неправильно, цинично что ли. На его месте я бы, пожалуй, послал наглеца подальше, а то и в морду бы двинул. Но ждать пока мореход залечит душевные раны, я позволить себе не мог. К началу следующего сезона Окунева наверняка ангажируют более опытные и известные ему промышленники. А пока они заняты подсчётами содранных шкур, у меня есть шанс. Потому я решил сыграть ва–банк.

Мне повезло. Окунев оказался тем редким типом, на которого предложение работы оказало успокаивающее воздействие. Новая служба после катастрофы определённым образом реабилитировала его в собственных глазах, или просто обещала такое напряжение сил, в котором можно отгородиться от тяжёлых воспоминаний.

Он кивнул, соглашаясь на разговор, но затем перевёл взгляд на парней, возможно, желая показать, что не намерен расставаться с теми, с кем только что пережил бедствие.

– Люди мне тоже нужны, – заверил я. – Если честно у меня пока нет никого, да и корабля собственно тоже.

***

Мы проговорили часа два. То есть говорил в основном я, а Окунев лишь изредка соглашался и ещё реже задавал вопросы. Пережитое у берегов Камчатки кораблекрушение сделало морехода замкнутым, неразговорчивым, но равнодушие странным образом совмещалось в нём с профессиональной хваткой. Он словно просчитывал в голове варианты и кивки его вовсе не казались данью вежливости или маячками, обозначающими участие в разговоре, а напоминали скорее короткие и решительные подписи, которыми Окунев визировал страницы грандиозного замысла. А с другой стороны капитану явно было всё равно, к какому пути готовиться.

Всё же он удивился, постигнув замысел до конца, очнулся даже от тоскливых своих раздумий и терзаний.

Немудрено. Земли, что я вычерчивал тушью на листе бумаги, не видел до сих пор ни один европеец. Чириков с Берингом вырвали у белого пятна лишь несколько фрагментов, а Кук пока ещё возил уголь между английскими портами и об открытиях мог только мечтать.

Карта выглядела нелепо. Весь центр листа занимала северная часть Тихого океана, совершенно пустая, белая, и лишь по углам и краям размазались тонким слоем берега Азии и Америки. Наверху карта упиралась в Берингово море, а внизу ограничивалась Гавайскими островами.

Изображение легко запомнить, если разложить очертания берегов на отдельные элементы, а я воспроизводил его не первый раз и уже набил руку.