Сибирский фронтир

– Хорошо, – согласился я, выдержав паузу ради приличия, но на самом деле готов был заполучить корабль хоть со всем семейством в придачу. – Люди мне нужны. Но простым зверобоем тебе мелковато будет. Ты вроде бы как пайщик. Пойдёшь учеником к Окуневу.

И только тут Алевтина Дмитриевна вздрогнула.

***

От Охотска до кустарной верфи покойного Рытова было два дня пешего хода. Вместе со мной отправилась почти вся имеющаяся на данный момент команда – Окунев и двое его парней, а так же Данила, который в промыслах мало что понимал, зато отменно разбирался в финансах. Старший из Окуневских матросов постоянно чихал. Я сперва отнёс это на счёт простуды вызванной кораблекрушением и долгим пребыванием на голой скале, но, оказалось, чихал парень с детства, и называл свою болезнь "чихоткой", за что и получил такое прозвище. Молодого матроса звали Борькой. Он выглядел совсем ещё мальчишкой – может быть на пару лет старше Яшки Рытова – но уже имел опыт. Сам Яшка, объяснив, как найти плотбище, остался дома, но пообещал прибыть сразу после сороковин.

Мы постарались покинуть городок тихо, чтобы скрыться от возможных претендентов на рытовское наследство. Пусть сделка уже состоялась, но, как спутники мне объяснили, конкуренты вполне ещё могли подстроить какую–нибудь пакость. Да и вообще такую покупку правильнее держать в тайне как можно дольше.

Мы пробирались едва заметными тропками, то удаляясь от моря, то возвращаясь к нему. Взбирались на сопки, на подножье берегового хребта, плутали среди болот и густых зарослей колючих кустов. Заночевать пришлось в укрытом среди мшистых скал шалаше, специально для этой цели на полпути и поставленном. В этом месте деревья встречались редко, и приходилось скармливать костру тонкие веточки. Вместо глаз конкурентов, всю дорогу нас сопровождали полчища гнуса.

Промышленники взяли за правило закладывать полулегальные плотбища подальше от города, на мелких речушках, что, проявляя завидный индивидуализм, впадают в Охотское море каждая сама по себе. Таких речушек на побережье великое множество, места хватает всем, и даже растущая угроза со стороны мятежных коряков не заставила промышленников перебраться под защиту гарнизона в Охотск.

За ужином я поинтересовался у спутников, зачем забираться в такую даль, не проще ли строить корабль прямо в Охотске. И получил развёрнутый ответ.

Причина была в принципе вполне понятной – на значительном удалении от порта гораздо проще раздобыть пригодное для постройки дерево, не посягая при этом на монополию государства. Но товарищи тут же добавили, что это понятное всем обстоятельство является лишь отговоркой, удобным поводом, чтобы оказаться подальше от государева ока. И для дела гораздо важнее, что из подобных укромных местечек ватаги могут уходить в море тайком, не ставя в известность портовое начальство. Мало кто желал получать от властей разрешение на промысел, а потом отдавать треть добычи в качестве пошлины. Дело, в общем–то, не новое – непомерные налоги и коррупция делают легальный бизнес убыточным.

Впрочем, пиратский промысел был не менее опасен, чем в более строгие времена. Пойманные на горячем зверобои отправлялись в острог, их корабли сжигались, а всё добытое обращалось в казну или, что случалось гораздо чаще, в личную собственность казачьего старшины. Тем не менее, промышленники шли на риск.

– А что делать? – риторически вопросил Чихотка. – Так хоть можно с прибылью обернуться, при удаче.

Он сморщил лицо, втянул воздух и, застыв на несколько мгновений, облегчённо чихнул. У него явно была какая–то хроническая аллергия или гайморит.

– А если разрешение получать, то наверняка в долгах увязнешь. И никакая удача не поможет, – продолжил Чихотка. – Кто по уму делает, так тот один поход из трёх заявляет, ну или через раз. И начальство вроде при деле и людям хоть что–то на жизнь остаётся.

– Да. Тут уж либо по уму, либо по закону, – согласился с ним Данила.

***

Заимка Рытова состояла из собственно стапелей, возведённых на склоне, и нескольких приземистых избушек, поставленных на высоком берегу, подальше от возможного паводка. Людей ни на работе, ни возле жилищ мы не увидели.

На стапелях стояло красивое судно. От уже виденных мной чахлых корабликов, что прибывали с промыслов и даже от вполне добротного казённого бота, оно отличалось не только размерами, но и наличием двух мачт. Настоящих, высоких, сложенных из нескольких деревьев, с реями на двух ярусах (стеньги пока стояли отдельно), хотя и с временными подпорками и растяжками вместо такелажа. Мне как человеку сухопутному это внушило уважение. Не ладья какая–нибудь древняя. Хотя, сказать по правде, кораблик был всё равно невелик.

– И на этот, чтобы с парусами управиться, сколько народу нужно, – пояснил Окунев, которому, судя по блеску глаз, корабль сразу пришёлся по душе. – Зато ход у галиота хороший, и волну лучше держит. От ветра опять же не так зависит, может и при боковом неплохо идти. Да и вместительность побольше, чем у шитиков. На таком и счастья попытать можно.