Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш

Активная коммерция на маршрутах, наезженных за предыдущие столетия, теоретически позволяла бухарцам играть роль посредников в контактах между различными регионами, в том числе теми, что были населены тюркскими пародами, присоединенными к Московскому государству. Основой таких контактов служили своего рода среднеазиатские диаспоры в восточных регионах страны. Существовали связи, в частности, между тобольскими и казанскими бухарцами. Такие связи, кстати, вызывали раздражение у властей, которые стремились ограничить подобные отношения[470]. Сказывалось опасение разведывания и передачи за рубеж нежелательной информации о положении в провинциях Московского государства, их ресурсах и оборонном потенциале. При этом для среднеазиатских купцов гораздо более прибыльным было не раздувание бунтов на восточных окраинах Московии, а налаживание торговых связей с русскими. Ведь снабжение сибирских «украин» из-за Урала было недостаточным, а в первые десятилетия после Смуты и нерегулярным. Сибирские власти были заинтересованы, чтобы рынки пополнялись продуктами и ремесленными изделиями, привезенными иноземными караванами. Для бухарцев в крае установили льготный пошлинный режим, и, судя по исследованию О.Н. Вилкова, в период 1639–1674 гг. бухарские торговцы приезжали в Тобольск не только ежегодно, но и по нескольку раз в год.

Однако едва ли Кучумовичам оказалась бы под силу поистине геостратегическая задача поднять против русских всю «иноземческую» Сибирь. Более вероятным я считаю совпадение недовольства объясаченных аборигенов и жаждавших мести царевичей.

В антироссийском движении 1660-х годов во главе с Кучумовичами фиксируется участие представителей и некоторых других народов. Тобольские гагары не только участвовали в подавлении бунтов и отражении набегов, по и агитировали за присоединение к восстанию[471]. В улусе царевича Абугая б. Ишима вместе с «изменниками башкирами» обосновались в 1661/62 г. черемисы, а предводителем башкиро-калмыцкого нападения на уральские слободы в 1664 г. каким-то образом оказался «верхотурской ясашной вагулич (манси. — В.Т.) Бекочка Белчии с сыном»[472]. Телеуты же, активно сотрудничавшие с Кучумовичами в 1620–1630-х годах, во второй половине XVII в. не приняли никакого участия в выступлениях коренных сибиряков.

В целом тактика и цели набегов Кучука не изменились по сравнению с временами его старших родичей первой половины столетия. Цитировавшийся выше немецкий аноним отмечал в 1666 г., что не называемый им по имени царевич (Zarewitz) нападает на российские владения «каждый год примерно во время жатвы… уводит он много людей и скота, сколько только может». Здесь же отмечается, что «он имеет при себе немного людей, именно башкиров», которых «иногда ему удается перетянуть на свою сторону»[473]. В самом деле, в русских документах среди соратников Кучука в набегах после окончания восстаний 1660-х годов называются башкиры: в 1667 г. в Тарский уезд вторгся «Кучюк царевич со своими с воровскими с воинскими людми з башкирцы», в Туринском уезде опасались его прихода «с калмытцкими людми и с изменники с башкирцы войною»[474]. Как и раньше, «ворами» и «изменниками» были в основном башкиры племени табын.

Тем башкирским предводителям, которые соглашались видеть в Кучуке своего правителя (или которых он призывал к этому), Кучук выдавал ярлыки — в частности, с установлением порядка взаимоотношений башкир с калмыцкими визитерами, требующими продовольствия. При этом он обращался к адресатам ярлыков как их государь: ман су[л]тан сазим — «мое султанское слово»[475]. Повелительный оборот созим^_~созюм («слово мое») с золотоордынских времен присутствовал в ярлыках государей, их наследников и иногда старших ханш, выдаваемых вассалам и подданным[476]. Видимо, в случае с распоряжениями Кучука мы наблюдаем очень поздний пережиток джучидской канцелярской и инвеститурной практики.