Сибирский кавалер (сборник)

– Разом-двазом, трикуазом,
Шиндер-клиндер, транбабай!
Эйн-цвей-дрей аруйдруазом,
Бундер-клундер траперай!
Юцы-ацы-теликацы,
Квентер-мендер, пендер-жец,
Тица-саца, заикаца,
Абалкаться-пепермец!
Пепермец-пепермец
Нашим ворогам конец!

Как раз в это время из Шараховки примчались трое друзей и охотников: Захар Петрович Коровяков, Ганс Гансович Шнадер и дворецкий Коровякова Осип Петрович. Они получили записку Девильнева. Все трое имели при себе ружья. Увидели веселую толпу мужиков и баб, несколько человек в офицерских мундирах, Еремея в странном одеянии. Ничего не поняли. Стали спрашивать: что тут происходит.

– А вот связать их, мошенников! – приказал Еремей-император. И люди в мундирах тотчас стащили всадников с коней. Еремей приказал их раздеть догола и накрепко связать. Это тотчас было исполнено. Затем всех троих вымазали дегтем, вываляли в пуху и принялись бить кнутами. Бедолаги могли только ползти, и они поползли в сторону Шараховки. Скоро они всем надоели, их оставили лежать на дороге, воткнув каждому в голый зад раскуренную трубку. Вдоволь нахохотались мужики, глядя на дымящиеся зады противников, и направилась в имение Коровякова. Там разграбили коллекцию ружей и пистолетов, перестреляли всех собак. Забрали из конюшни лошадей. Шараховские крестьяне, узнав о доброте нового царя, присоединились к процессии.

Еремей возвел нескольких мужиков в ранг князей и графов, и все их называли светлостью либо сиятельством. Шараховского попа Мефодия Еремей объявил митрополитом. А тот пропел Еремею многие лета.

Вскоре за Еремеем, ехавшем на белом породистом жеребце, тянулась уже не одна сотня конных и пеших. Впереди скакали скороходы-глашатаи, трубили в трубы и извещали всех встречных и поперечных, что царь Петр Федорович не умер от геморроидальных колик, как было официально объявлено, а жив. Вот он, красивый, кудрявый (Еремей надел великолепный парик), обещает людям новую жизнь, легкую и сытую. Люди кидались целовать полы его плаща, ноги. Даже некоторые помещики засомневались, а вдруг это вправду царь Петр Федорович?

Отряды Еремея росли, в селах его встречали уже с колокольным звоном. В колоннах шло уже несколько попов с крестами, иконами и хоругвями. «Ампираторская гвардия» грабила все попадавшиеся ей по дороге обозы, все встречавшиеся кареты и дилижансы.

Тем временем Девильнев смочил тряпицу в воде, наложил себе на лицо. Затем смешал в колбе несколько порошков и сунул туда фитилек с огнем. Из колбы повалил густой ядовито-зеленый дым. Стоявший на часах в мундире Девильнева могучий Гаврила закашлялся и завопил:

– Ай, батюшки! Горим! Ничего не вижу!

Томас прошмыгнул мимо него, побежал на конюшню. Оглядываясь, он видел, что барский дом окутали темно-зеленые клубящиеся тучи. Он знал, что пожара не будет. Хоть и говорит пословица, что нет дыма без огня. В конюшне Девильнев нашел только одну худую бельмастую кобылку. Оседлал и поскакал окольной дорогой. Странно выглядел сей всадник в халате. Но на первой же ямской станции он сказал начальнику, что требует доложить в Москву государево дело и предъявил документ. Ему дали лошадей и провожатых. Вскоре уже навстречу «императору» Еремею мчались гусары, ехали в карете Левшин и Девильнев.

Толпа не пожелала выдать своего кумира, который был зело пьян и выкрикивал:

– Руби их, ребятушки, в куски!

Но гусары есть гусары. И военная наука есть наука. Всего троих мужиков порубили саблями, да двоих ранили из фузеи. Остальные разбежались. Левшин самолично дал такую затрещину Еремею, что тот упал в грязь и запричитал:

– Каюсь, я не император, каюсь я – не он!

– Да оно и так видно, что ты дерьмо вонючее, чего же и каяться? – сказал Левшин. – Вот уж доставим тебя в Москву, там будет тебе коронация!

А Девильневу Левшин посоветовал ехать в Ибряшкино и спокойно долечиваться.

13. И СНОВА ПЕЛИКАН

Пьер Жевахов прибыл в Ибряшкино осенью. И Девильнев весело рассказывал ему о том, как в его имении объявился император и как бесславно кончилось его недолгое правление.

– Ну его! Мне этот плешивый давно надоел! Давно надо было сменить управляющего. Ладно, теперь уж я его богомерзкую рожу больше не увижу. Еще и мужиков некоторых за глупость сбыть за решетку не мешает. Я рад, что ты поправился, и приглашаю тебя в Петербург в гости.

По приезде в столицу весь день они отсыпались, а вечером Жевахов пригласил его поехать в гости. Но не сказал, куда именно поедут. В карете опять были зашторены окна. И лишь по гулкому стуку копыт Томас догадался, что въехали в подвальное помещение.

А там, в подземелье, женщины и мужчины дивно наряженные. И у каждой женщины – по цветной высокой восковой свече. Дамы и рыцари. Одна, в красном платье, Саломея, дочь царя Ирода Великого. Она сказала Девильневу с адской усмешкой:

– Я потребовала себе голову Иоанна Крестителя.