А как рожь сеять время придет, так глиняного Ярилу по борозде таскают. Золотыми красками весь расписан, и хрен глиняный, весь раззолочен, и течет из него в борозду молоко с медом. Тут все рыдают и плачут. Разбивают его вдребезги и в землю прихоранивают. Дескать, возродится юным.
Я-то был там самый молодой мужик. Вот и отбил у Горемира самолучшую бабу. У меня что ли он – не русский? Разгневался сей Горемир ехидный хуже Змея Горыныча, приказал сделать плот, меня прикрутить к плоту да пустить по течению. Река-то порожиста. Убьется, дескать, Санька Бухтарма в реке Бухтарме! Ан не вышло! Уж я вам помогу Горемира изловить, только вы мне его тогда отдайте. Я из его стыдного места строганину сделаю! Мы православные! Зачем нам эта хреновина?..
Вскоре отдохнувший отряд двинулся чуть заметными тропами вперед. По дороге на возвышенностях приходилось срубать другие деревянные скульптуры. Вскоре определили место на берегу Бухтармы, стали делать крепостцу. Крыльцо казармы смастерили сплошь из спиленных скульптур. Из них же нарубили и сложили возле новой казармы целый штабель дров.
Через неделю разведчики доложили: удалось выследить Горемира. Отряд рассыпался, пополз по кустам, окружая каменистую сопку. Приблизились так, что уже было видно Горемира и его жрецов в белых рубахах с ивовыми поясами-обручами как на бочках. Вставало солнце, и поднимался над землей золотой туман.
Горемир вещал. И, подобравшись к самому капищу, Девильнев и казаки слушали русские слова, которые были как бы и нерусскими. Понятно было, что толкует великий о вечном возрождении. И посох его с необычной рукоятью своей взмывал в небо. Девильнев сделал знак. Застучали барабаны, запела труба. Встрепенулись белорубашечники. Где Горемир и его люди? Томас заметил, что Горемир прижался спиной к скале, как бы вдавился в неё, исчез. Девильнев подбежал к скале, в ней была щель. Рядом очутился Сорель, выпуклые его глаза изумлялись:
– Господин майор! Смотрите! Эта щель весьма похожа… ну как бы это вам сказать? Она похожа на женский детородный орган! И, похоже, все жрецы в эту щель провалились!
Девильнев озадаченно поковырял скалу саблей. Скала как скала. Миражи!
Данилка Хват тащил к начальству маленького старикашку, он был почти карлик и весь седой.
– Вот, захватил одного! – сказал Данилка.
– Ну, это не самый крупный их воин! – сказал Девильнев с горечью и иронией, ради этого и в барабаны не стоило колотить и пушки заряжать. Скажи, старик, ты по-русски разумеешь?
– А как же? Русские мы. Живем тут.
– А где остальные?
– Ушли.
– Куда?
– Туда нельзя ходить телом. Туда можно лететь душой. Алтайцы говорят, что дыхание человека – куттын умирает, а кун – всегда остается. Горемир ушел, и Радомир ушел, все ушли. Входят в скалу, летят куда-то в глубь горы. Люди в острых колпаках седлают желтого коня, миг – и на берегу Ледовитого океана. Белые люди, розовые чайки, пальмы, море света. Черепахи выползают из океана, павлин, распустив хвост, гуляет по лугу. Миг – и они у русского города Томска. Если кто захочет Горемира поймать, он тут же уйдет сквозь камни в гору.
– Ты нам зубы тут не заговаривай! – закричал Данилка Хват. – Ишь какой! Павлин бродит! Тебя на дыбе вздернем, пятки поджарим, так быстро расскажешь, куда они спрятались.
Старичок глянул укоризненно:
– Сказал то, что знаю.
– В кандалы его на всякий случай закуйте! – приказал Девильнев. – Да обшарьте все кусты возле Бухтармы. Бывает, сядет человек в воду с головой и через тростинку дышит.
Потянулись дни осады Беловодья. Одни солдаты ломали в горах камень, заготавливали лес, другие строили крепость и охраняли её, третьи – делали вылазки в горы. Несколько раз еще на окрестных горах видели Горемира с его посохом. Он воздевал свой странный посох в небо и грозил новой русской крепости у Бухтармы страшными карами. И исчезал. И после крепость то горела, то на её гарнизон нападали болезни.
– Это все проклятый колдун! – говорил Шегереш.
Девильнев тщательно готовил новую крепость к зиме. Солдаты ежедневно маршировали на плацу и пели:
Неожиданно приехала в Бухтарминскую крепость Франсуаза. Она расцеловала Томаса и Жака и сказала:
– Дженераль Антуан позволил мне сюда переселиться. Как же может жить городок, если в нем только мужчины?