- Я заложу за спину правую руку, - нашелся тот. - Буду драться левой. А Швейцер может сражаться, как ему вздумается.
- Я поговорю с ним, - пообещал Берестецкий недовольно. Ему не нравилась сама идея дуэли.
Швейцер легко согласился со всеми условиями. Он думал о Раевском, записке, Вустине, Враге, запахе эфира и диковинном микроавтобусе. Спросить было не у кого. Он все больше верил, что путешествие было как-то связано с недавней операцией и состоялось либо до нее, либо после. Скорее всего, и так, и так, туда и обратно, но он вспоминал лишь "туда". Иначе никак не удавалось объяснить присутствие доктора Мамонтова, закрывавшего дверцу. Туда - это куда? Вероятно, в какую-то больницу, вида которой Швейцер, ни разу в жизни не знавший ничего подобного, не мог даже вообразить. Но были же раньше, до Врага, больницы! Может быть, доктор Мамонтов не справился сам и переслал его к специалистам? Может, какие-то больницы остались нетронутыми? В том факте, что педагоги как-то общались с внешним миром, секрета не было; на их стороне - Божья правда, им покровительствует Богородица, существуют тайные каналы связи, возможно - голубиная почта... Нет, голуби здесь не при чем. Голуби не смогут поставлять провизию, одежду. И вдруг он вспомнил, что Раевского, незадолго до его побега, тоже лечили. Мамонтов вырезал ему из кишечника какой-то дьявольский полип. Но был ли это Мамонтов? Если Раевского куда-то возили, он мог запомнить больше, чем Швейцер. Неудачный наркоз, чья-то халатность - и готово.
В этой точке раздумий включились внутренние охранительные механизмы. Возник Саллюстий - не сам, а его живейший образ. Историк ритмично бил указкой в пол и выкрикивал: "Враг! Враг! Враг! Враг! Враг! Враг! Враг! ..."
Швейцер задрожал. Была перемена, и он прогуливался под руку с Берестецким. Ангелы выводили что-то высоко-равнодушное, коридор осторожно гудел.
- Не бойтесь вы, - Берестецкий неправильно понял дрожь, охватившую товарища. - Все образуется. Вы же не раздумали драться?
- Нет, - ответил Швейцер. - Мне, может быть, и лучше будет в карцер...
Берестецкий посмотрел на него с удивлением.
- Почему?
- Так... Давно уж не был, посмотрю, что и как, - Швейцер хотел отшутиться, но шутка не удалась.
- Я, признаться, не думал, что вы о карцере. Разочарую: вас вряд ли туда посадят.
- С чего же вы так решили?
- А вы не знаете? Карцер очистили еще вчера. Там были трое из класса "В" - Лидин, Очковский и Постников. Всех выпустили, а им оставалось еще двое суток сидеть.
- Вот как, - Швейцер закусил губу. Все подтверждается! Еще не было случая, чтобы Савватий освободил кого-то досрочно. Система наказаний соблюдалась в Лицее очень строго.
- Да вы со вчерашнего дня словно бы не в себе, - заметил Берестецкий. Лицей бурлит, а вы ничего не слышите. Как вы думаете, зачем выпустили этих троих?
- Трудно сказать, - пробормотал Швейцер, уже зная ответ.
- Освобождали место, - Берестецкий понизил голос. - Теперь там один Раевский, если Вустин не врал. Сообразили?
- Сообразил.
- Ну, то-то!
Берестецкий смотрел на Швейцера с торжеством. Тот не знал, как поступить - признаться ли? Его спас хор, который смолк на полуслове: начинался последний урок. Швейцер натянуто улыбнулся, высвободил руку и пошел в класс.
Итак, увидеться с Раевским не удастся, беглеца изолировали. На Вустина полагаться нельзя, дурак. Что ж, обойдемся без консультаций. Рассудим логически: где может быть вход в этот проклятый туннель?