И, тут только полностью осознав, что же он такое, собственно, предлагает, Дина, воскликнув: «Нет-нет, что вы!..» — заспешила прочь, оставив покрасневшего до корней волос Парамонова. У самой у нее жгло уши, сердце сильно колотилось. Никто еще ей, Дине, за все тридцать два года не предлагал выйти замуж. Конечно же, она, как и любая другая девушка, мечтала об этом, ей хотелось иметь хорошего мужа, детей… Так хотелось, что в последнее время в каждой улыбке знакомого мужчины, в каждом добром слове начинали казаться намеки на глубокие чувства. А в позапрошлом году случилось такое…
Парень работал технологом в том же цехе, что и Дина, и, естественно, они встречались и разговаривали, так сказать, по долгу службы. Приветливый, веселый, внимательный, он сразу же понравился Дине, а вскоре она поняла, что любит этого человека.
И вот однажды, забежав в ее конторку по делам, он проговорился, что у него сегодня день рождения, а проговорившись, пригласил Дину на пирушку по этому случаю. Дина так обрадовалась, что не могла дождаться конца смены, была как в угаре. И думала лишь о том, как уложить волосы и что подарить имениннику. А от мысли, что гостей, кроме нее, возможно, вообще не будет, а если будут, то в конце концов разойдутся, и тогда… От этой мысли Дину бросало то в жар, то в холод. Воображение было бессильным перед тем, что тогда может произойти…
Придя к себе в общежитие, Дина погладила и разложила на кровати лучшее платье, достала из чемодана новенькие французские туфли, белье, чулки и осмотрела все это как бы е г о глазами, потрогала как бы е г о руками… Ей было стыдно и радостно.
Потом пошла в магазин и купила небольшой транзисторный приемник. Возвращаясь с покупкой по шумной улице, она представила себе, как вручит подарок и что скажет при этом…
Вместе с толпой Дина переждала поток транспорта и перешла улицу неподалеку от общежития. И тут увидела их. И не успела ни вскрикнуть, ни замедлить шаги, ни повернуть назад: так, вместе с толпой, переставляя ватные ноги, прошла мимо троллейбусной остановки.
Они стояли там, держась за руки. Дину они не заметили: о чем-то говорили, влюбленно поглядывая друг на друга. В свободной руке он держал сумку, набитую свертками, консервными байками, бутылками с вином.
Какая шершавая у дома стена, и холодная. Водосточная труба из ржавой жести. Доска с афишами — сто слоев клейстера и бумаги… «Демон» в театре, «Смотрите на экранах…», «Соревнования по легкой атлетике…»
Вот оно, наконец, крыльцо общежития. Дина миновала вестибюль, где у стола сидела дремлющая вахтерша, где вокруг колченогого журнального столика стояли грязные кресла, а в огромной деревянной бадье торчал какой-то цветок, — миновала все это и стала подниматься по лестнице. Восемь лестничных пролетов, четыре площадки, четыре зеркала четыре раза отразили ее в себе…
«Какое может быть сравнение! — думала Дина. — Юное цветущее создание — и вот я… очки, сутулая, все топорщится… Идиоты! На кой черт понаставили этих зеркал!..»
В комнате никого не было. Дина бросила коробку с транзистором на стол, подошла к окну, вернулась к столу, в руки попала расческа. Дина машинально стала причесываться, опять увидела себя в зеркале. Морщины, отвратительные морщины на лбу и у рта, жиденькие волосенки… Какое сравнение!..
Дина отвела глаза, стала смотреть на кровати, на стены, на тумбочки, на полку с книгами… Почему так душно? Почему на веревке висят чулки, трусы, лифчик? Зачем на стене картинки? Все больше абстрактные… Майка ударилась в живопись, вырезает из журналов и приклеивает над кроватью… А еще живет с ними Таня… Тоже, как и Дине, как и Майке, за тридцать… Как они бывают раздражительны, как много говорят о мужчинах и как пронзительно наблюдательны — ничего нельзя скрыть…
«Смазливая девочка, ничего не скажешь… Может быть, дура из дур, но все-то в ней ладно, юно, красиво… Ненавижу болтовню о красоте душевной!..»
Еще когда Дина училась в школе, у них устраивали вечера на тему: «В чем настоящая красота человека» или «О красоте душевной», «О дружбе и любви»… И выходили на сцену мальчики, и как хорошо, как правильно говорили эти мальчики!.. Однако потом, когда из актового зала убирали стулья и музыка заставляла быстрее биться сердце, эти самые мальчики приглашали танцевать девчонок просто красивых, красивых фигурой, лицом, волосами…
«Почему же так? Почему? Почему?» — думала тогда Дина. Ей было обидно и горько.
Да потому, поняла она позднее, что они, твои сверстники, — воспитанные мальчики, они читают книги, а в каждом романе непременно красивая героиня; они смотрят фильмы, а в каждом фильме непременно есть звезда; они слушают песни, а песни о том же: о черных очах, о ножках, о красоте; и опера, и балет, и оперетта — все о том же… И даже Чехов, ее любимый Чехов, и тот утверждает, что в человеке должно быть все прекрасно: и лицо… И лицо?.. А как это — «должно быть»? Он не сказал. Откуда взять его, прекрасное-то лицо? Он не сказал…