Сибирский рассказ. Выпуск III

Мы все лежали в пижамах поверх желтых покрывал, как было принято в этой больнице, и Валерий Владимирович, медлительный от усталости после ночного дежурства, переходил от койки к койке, начав, как обычно, с Геннадия, о больной печени которого говорил желтоватый цвет его кожи. По бережным движениям и учащенному дыханию можно было догадаться о недуге сухощавого и малорослого дяди Леши с длинными руками-противовесами, которые как бы раскачивали его легкое тело при ходьбе: стенокардия и бронхиальная астма. Пухленький и подвижный Александр Яковлевич с первого взгляда вызывал сочувствие наивно-вопрошающим выражением лица — он изо всех сил старался восстановить утраченную после инсульта рабочую память и вернуться к прежней жизни. Самым благополучным в палате был, пожалуй, я: на четвертой неделе болезнь начала отступать, я радовал врача последние дни тем, что восстанавливал потерянный вес по четыреста граммов в сутки, и сестры по утрам обходили меня, записывая температуру с моих слов.

Когда врач ушел, Василий улыбнулся мне добрыми сочными губами уже как знакомому, угадав мое повышенное расположение к общению, свойственное всем, кто идет на поправку. Глаза его посветлели на утреннем солнце и оказались ясно-серыми с чистым блеском. Густая челка над короткими черными бровями тоже была серой от седины.

— Далеко до Ракитянки? — спросил я, давая ему возможность заговорить.

— Сто восемьдесят километров, — ответил он с готовностью. — На север, вниз по реке… Видишь, как: не дал вам ночью поспать.

— Ничего, нам не на работу, — сказал дядя Леша, глуховатый от контузии, но иногда разбирающий слова, произнесенные даже шепотом. — Отоспимся за день.

Александр Яковлевич обрадовался случаю испытать себя и сосредоточенно сформулировал сразу несколько вопросов:

— А село большое? Какое у вас производство? Больница в селе есть?

Ему важно было правильно спросить, выслушать внимательно и удержать в памяти ответ, но именно это не всегда удавалось. Василий, сидя на кушетке в новой пижаме, отвечал с неспешной обстоятельностью:

— Больница у нас есть, а врачей нету. Потому что далеко от района — шестьдесят километров… Две фельдшерицы управляются, как умеют. А раз в неделю из районной больницы приезжает какой-нибудь врач. И в том еще беда, что директор совхоза у нас не особенно приветливый к людям. Врачей ему не надо — пускай, дескать, райздрав о них печется, учителей тоже не надо — это, мол, забота районо и сельсовета… И маслозавод при нем закрыли — согласился с легкой душой: меньше хлопот. Ничего ему не надо, кроме своих показателей. У нас, говорит, специализация по откорму скота… А Ракитянский маслозавод еще в старину славился: наше масло за границу отправлялось. Запасали к весне в трехпудовых бочонках и отправляли пароходами в океан. Мой дед рассказывал, будто немцы добавляли его в свое масло для улучшения качества. Еще и при мне хорошее масло делали, тоже отправляли куда-то… А теперь остался только приемный пункт: принимают молоко и отвозят в район — за шестьдесят километров!.. — поначалу Василий обращался к Александру Яковлевичу, но, заметив, что он, изображая внимание, стал прикладываться к радионаушникам, перевел взгляд на меня: — Видишь, как: временный он человек у нас — прислали вроде как на испытание. Ветролет он и есть Ветролет… А село у нас большое — двести семьдесят дворов было после войны. Сейчас поменьше, но без своих врачей все равно никак нельзя…

Я подумал, что Василий оговорился, и уточнил неожиданное прозвище директора:

— Вертолет?

— Не-ет, — он возразил с улыбкой: — Бабы на ферме переиначили на Ветролет… Вот выйдет он из кабинета, и как испарился: никто в совхозе не знает, где его искать. Вдруг объявится в каком-нибудь отделении или на ферме — налетит, как с неба свалится, даст разгону без разбора, глядь-поглядь, а его уже и след простыл, будто ветром сдуло. Ему все какой-то подвох мерещится, будто никто в совхозе, кроме него, и не болеет за дело, будто все только и думают, как обмануть его… А мы работаем себе…

— Бывал я в вашей Ракитянке, — вклинился в разговор Геннадий. — Проездом: лес из урмана возили.

— Есть там леспромхозы, за нашим районом, — подтвердил Василий.

— Туда и гоняли! За четыреста километров… Ну, заночевали как-то попервости в этой самой Ракитянке, так в кабинах спать пришлось: гостиницы нету, бабы злые… Ты кем там работаешь?

— На маслозаводе и работал… Машинистом. В уборку на комбайн садился… Механизатор я, с прицепщика начинал еще в МТС… — Василий смутился и посочувствовал без особого участия: — Вам бы надо было к фельдшерицам. А наши бабы не такие, у них свое понятие об этих делах.

— Во-во! — подхватил Геннадий. — Такое понятие, что и не поймешь ничего… Ведь поужинали, как положено, сама выставила огурчики там, помидорчики… И выпила с нами. Один бы я был, а то — трое… Бабенка молодая, одна в доме. Нам постелила в большой комнате, сама ушла в боковушку за кухней. Ну, чего тут не понять? Все ясно… Выждал я немного, пошел в кухню воды попить, а обратно вроде как дверь перепутал…