Обиженная в лучших, как говорится, чувствах, околоспортивная братия разговорами не ограничилась, а пробовала, как могла, помочь делу — только что сошедших с трапа самолета москвичей затаскивали в ресторан, заговорщически официантам подмигивали, приглашали к столу девчонок, и этот нехитрый провинциальный механизм иной раз да срабатывал, и на первой игре гости еле-еле стояли на ногах, и наши побеждали — как правило, с сиротским счетом «два-один».
Однако на следующий день, как будто малодушия собственного устыдясь, как будто желая примерно наказать за предательство, москвичи закатывали двенадцать, а то, чего доброго, и четырнадцать безответных шайб, и в такие горькие для всего города вечера публика начинала потихоньку расходиться еще задолго до окончания матча — обычно после того, как вошедшие в раж гости заколачивали десятую.
В эти дни нависла над погрустневшим «Сталеплавильщиком» еще одна грозовая туча. Мало того, что москвичи нас под монастырь подвели — по нашим косточкам твердо решили пройти в высшую лигу наши соседи, сибиряки.
Был у нас прекрасный защитник Коля Елфимов. В девятнадцать лет рост — сто восемьдесят, вес — девяносто, а главное — скорость, какой нет и у иного нападающего. Коля учился в техникуме, и по всем законам была ему дана отсрочка от армии, да что ты будешь делать, если командующий военным округом не только ярый болельщик, но и сам спортсмен, мастер по лыжам, в кроссах до сих пор с солдатами рядом бегает, и если теперь он — кровь из носа — решил собрать классную команду. Нашли они там какой-то хитрый параграф, и приехал из штаба округа подполковник — за нашем Колей.
Это ли не честь для простого защитника, еще не ставшего мастером спорта? Да нам-то от этого не легче.
И так уговаривали подполковника, и этак — хоть бы что. Единственное, на что он в конце концов согласился, — лишний денек пробыть в Сталегорске, чтобы Коля последний раз сыграл в родном городе.
И это была его, подполковника, роковая ошибка… Хотя кто мог знать, что так получится?
Мне в тот день позвонил мой друг-медик: «Будешь сегодня вечером?».
А среди болельщиков уже стало хорошим тоном отвечать теперь на такой вопрос не сразу. Ведь знаешь же, что не утерпишь, прибежишь как миленький, куда денешься, но вот непременно надо помяться, повздыхать: а чего, мол, там делать вечером?.. Или будет на что посмотреть?
Конечно, я в тот вечер не сводил глаз с Коли Елфимова. А играл он вдохновенно, умно играл. Да и все остальные болельщики за ним следили, знали, наверное, что он последний матч катается.
Это как-то неожиданно произошло: Коля был без шайбы, стоял себе, выжидал, а тут промчавшийся мимо торпедовец — играли с горьковчанами — задел его плечом, слегка развернул. В это время срикошетила шайба, ударилась Коле в коньки, падая, он задел торпедовца клюшкой, и тогда к нему все и бросились: и горьковчане, и наши — только Порт затрещал.
Ну, свалка, как обычно, свисток, только потом все встают, а Коля лежит, разбросав руки, и головою туда-сюда потихоньку водит…
Стали около него игроки собираться, судья подъехал, наклонился и выпрямился почти тут же, сделал знак уже привставшему со скамейки дежурившему врачу в белом, натянутом поверх овчинного полушубка халате, и тот с чемоданчиком в руке засеменил по льду к противоположному борту.
Видно, он сперва нашатырь нюхать давал, осматривал, ощупывал или что там, только тоже вскоре поднялся с корточек, помахал рукой санитарам. Все шеи повыкручивали, провожая глазами лежавшего на носилках молодого защитника.
Тут же, как только вынесли Колю из «коробочки», появился около носилок подполковник, но Коля, говорят, даже взглядом на него не повел.
На следующий день утром я позвонил своему другу-медику, спросил: «Ну, что там с Колей стряслось?»
А он только вздохнул: «Плохо. Нашему Елфимычу ключицу сломали и два ребра… Не успел, говорит, мобилизоваться».
И не успевший мобилизоваться богатырь Елфимыч почти два месяца каждую игру стоял потом, на «руководящей» трибуне и, облокотившись на металлический поручень, мрачно смотрел, как добивают его любимую команду.
И добили — куда ты денешься.
Мало того, что «Сталеплавильщик» со свистом вылетел из высшей лиги, — на следующий сезон его класс «А» стали дотаптывать. И кто — подумать?.. Какой-то там «Прядильщик» — и смех, ей-богу, и грех.
Старые болельщики еще хорошо помнили, как три года назад этот самый «Прядильщик» на нашей площадке опростоволосился. Он тогда тащился чуть ли не позади всех и мог очень даже запросто из класса «А» вылететь, ему очки позарез нужны были, а мы свое в тот сезон досрочно взяли, нам уже было наплевать, и ребята из «Прядильщика» перед игрой чуть не на коленях упросили наших «подлечь» — попросту говоря, поддаться. Наши в раздевалке посмеивались: придется помогать мужикам, если такое дело — а то ведь им, говорят, домой хоть не возвращайся!