Между тем, в университете случилась небольшая паника: учебная часть не нашла в списках первокурсников студентку Марину Серикову.
— Так что, получается, она не поступила? — грозно спросил ректор Элеонору, исполнявшую обязанности председателя приемной комиссии. — А губернатор утверждает, что она поступила. Что я теперь ему скажу?
— Ещё не поздно, всё ещё поправимо, — начала оправдываться Элеонора и дала указания отыскать документы абитуриентки Марины Сериковой. Но документы так и не нашли.
— Возможно, я неверно записал? — растеряно сказал ректор Элеоноре. — А похожих фамилий нет?
— Я уже об этом подумала, но ничего похожего нет. Это какая — то ошибка, — уверено ответила Элеонора, и ректор вынужден был опять звонить Климову.
— Семен Викторович, извините, но я, возможно, ошибся, не так записал. У нас в университете нет студентки Марины Сериковой.
— Так что, она не поступила? На экзаменах провалилась?
— Нет, Марина Серикова в наш университет документы не подавала. А фамилия её точно Серикова?
— Точнее не бывает. Ну, да ладно, нет, так и суда нет, — сказал Климов и положил трубку.
"Обманула, значит! — подумал он, и неприязненное чувство к Марине охватило его. — И мать свою обманула, всех обманула! Зачем?".
Он чувствовал, как в нём поднимается гнев из — за бессмысленности такого обмана и из — за того, что в глазах ректора он теперь выглядит не лучшим образом. Климов тяжело взглянул на вошедшую Надежду Ивановну, принёсшую ему чай.
— Случилось что? — обеспокоено спросила та, поймав на себе взгляд Климова.
— Ещё как случилось! Так в какой университет, говоришь, поступила дочь?
— Как в какой? В наш, государственный, — растеряно посмотрела на него Надежда Ивановна.
— В какой это ваш? А ты уверена, что она поступала?
— Её что, не приняли?
У Надежды Ивановны ноги стали ватными, и она присела на кончик стула.
— Как же так? Они ведь даже письмо прислали, что Маришка зачислена на первый курс университета.
— Зачислена, говоришь? Врёт твоя дочь, за дураков всех держит! Только что мне звонил ректор и сказал, что никакая Марина Серикова документы в университет не подавала!
— Не может быть, это не правда! Она подавала и экзамены сдавала! Врёт он, ваш ректор.
Слеза покатилась у неё по щеке, и она осторожно её смахнула.
— Я сама видела это письмо о зачислении. Она до поздней ночи сидела над учебниками. Неужели они передумали и вычеркнули её? Как же такое может быть? Какое они имеют право!
— Ну ладно, успокойся. Разберемся. Ты как что, так сразу в слёзы! Если она действительно сдавала и прошла по конкурсу, выясним, почему ректор мне лапшу на уши вешает. Мол, Марина Серикова документы на поступление в наш университет не подавала. Интересно, кто из них врёт?
— Какая Серикова? Это я Серикова, а она Солдатенкова.
— Солдатенкова? А почему не Серикова? Ах да, я и забыл, что Серикова твоя девичья фамилия.
— Николай — то Солдатенков, а я Серикова. Я осталась на своей фамилии.
Она начала успокаиваться, но потом вдруг набросилась на Климова:
— Вы меня чуть до инфаркта не довели! Как так можно, не проверив, обвинять девочку в том, что она врёт! Она у меня никогда не врёт, и в детстве не врала!
— Ну, ладно, ладно! То в слёзы кидаешься, а то как разъяренная пантера. Сейчас позвоню, выясню.
Звонить ректору было неудобно, Климов не любил признавать свои ошибки, но и перед Надеждой тоже неудобно. Почти двадцать лет с ней работает и не знает, что у мужа другая фамилия. Он помнил, что через пару лет, после того, как Надя начала у него работать, она вышла замуж за парня с мебельной фабрики, но забыл, что осталась на своей фамилии. Климов набрал номер и недовольно посмотрел на Надежду Ивановну.
— У тебя тушь потекла. Иди, приведи себя в порядок. Устраиваешь здесь истерики!
— С вами инфаркт получишь, а не только в истерику впадёшь, — огрызнулась Надежда Ивановна, выходя из кабинета.
— Ладно, не хами начальнику! Распустил я тебя! — бросил ей вслед Климов, и в этот момент на другом конце линии взяли трубку.
— Здесь такое дело, — замялся Климов. — Меня забыли предупредить, что девочка сменила фамилию. Она оказывается теперь не Серикова, а Солдатенкова.
— Так, записал. Сейчас разыщем, — бодро ответил ректор.
— Ладно, готовьтесь. Приеду, посмотрю, чем администрация может помочь университету.
— Мы ждём вас, Семен Викторович, и очень надеемся на вашу помощь!
Ректор был сама любезность, и это вызывало у Климова отрицательную реакцию. По укоренившейся с советских времен привычке, Климов не доверял интеллектуалам и относился к ним пренебрежительно. Российская интеллигенция никогда не одобряла власть, одновременно вылизывая ей задницу. Поэтому он считал, что уважать интеллигенцию невозможно, но старался не проявлять это неуважение, тем более сейчас, когда кремлёвские пытаются с нею заигрывать. Он положил трубку и начал прикидывать, сколько можно отстегнуть университету из областного бюджета, имея в виду, что нужно и другим вузам тоже что — нибудь подкинуть. Когда бюджет как рванное одеяло — трудно его распределить.