— Деньги обладают удивительной особенностью — быть всегда нужными и никогда не быть лишними. А для начальника тюрьмы сейчас вообще пришлись очень кстати: скоро должна была состояться свадьба его дочери и отец очень хотел, чтобы всё было как у приличных людей.
Женщины стремились поддерживать в камере порядок и содержать туалет в чистоте. Убирали строго согласно графику и "смотрящая" придирчиво принимала работу после уборки. В камере были двухъярусные кровати, а белые занавески на окнах немного скрывали тяжелые тюремные решетки и создавали даже некоторый уют. Как сообщили Кате, из — за того, что их камера расположена на втором этаже, она выгодно отличается от камер на третьем и четвёртом этаже, так как "проверяющие" подниматься по лестницам не любят. Из — за этого "потемкинские деревни" всегда расположены на нижних этажах.
Один раз в неделю, а то и в полторы, женщин выводили принимать душ. Чаще не получалось и тюремный персонал весело объяснял заключенным, что "моется только тот, кому лень чесаться". Питание было скудное и, как сказала "смотрящая" — у заключенных праздник наступает тогда, когда в СИЗО приезжает очередная комиссия. Тогда в баланде появляются ниточки мяса и пленка жира, а хлеб выпекается из хорошей муки и он становится похожим на настоящий. "Баландерш", раздающих пищу, в этот день одевают в белые халаты, что вносит некоторую торжественность и даже праздничность.
Заключенных выручали передачи, но не у каждой заключенной есть родственники и друзья, способные систематически их приносить. "Смотрящей" Катерине никто ничего не передавал: мужа у неё не было, единственный ребёнок воспитывался в интернате, и Катя, жалея её, делилась с нею передачами, которые приносила мама и Эльвира. Катерину взяли на наркотиках, хотя она утверждала, что менты сами их подбросили. Однако Катя ей не верила: уж слишком та напоминала профессиональную преступницу своим видом и повадками.
Вместе со "смотрящей" Катериной в камере находилась её подруга Маня, тоже "второходка". Сокамерницы рассказали Кате по секрету, что Маня сидела в другой камере, но, узнав, что Катерина, с которой она раньше отбывала срок, "заехала на тюрьму", пошла на сделку с "кумом", как называли оперуполномоченных. Чтобы перевестись в одну камеру с подругой, Маня начала сдавать подельников и приятелей, оставшихся на свободе и "сливать" информацию, полученную из бесед с сокамерницами. Оказавшись в одной камере, подруги временами предавались лесбийской любви, занавешивая простыней угловую кровать. Звуки, сопровождающие эти занятия, были слышны всем и вызывали у Кати чувство отвращение, но другие сокамерницы посмеивались над этим и отпускали мерзкие шуточки в адрес "возлюбленных".
В камере Катя просидела немногим более недели, когда ею вызвали на встречу со своим адвокатом. Ещё на первом допросе следователь заявил, что ей назначат адвоката, услуги которого оплатит государство. "Бесплатные адвокаты, как бесплатная медицина, которая насморк за неделю вылечит, но не более того", — подумала тогда Катя и убедилась, что оказалась права. В адвокаты ей назначили женщину средних лет со строгим лицом, крепко сжатыми губами, гладко зачёсанными назад волосами и в роговых очках. Кате адвокат не понравилась с первого взгляда, и она прозвала её про себя "Выдрой".
— Меня зовут Маргарита Владимировна Герасименко, я ваш адвокат, — представилась Выдра. — Я ознакомилась с вашим делом. Покушение на убийство депутата очень серьёзное преступление и может быть квалифицированно как террористический акт. Однако мне удалось убедить прокуратуру переквалифицировать ваши действия как покушение по личным мотивам на том основании, что террористическим актом являются насильственные и иные действия, не являющиеся самоцелью. Они служат средством достижения других целей, в частности, политических. Вы же никаких политических целей не преследовали?
Катя отрицательно покачала головой, изумленная таким оборотом дела. Она хотела рассказать о причинах своего поступка, о том, как её схватили на улице и доставили на дачу к Сапогу и что там с нею творили. Но, взглянув на своего адвоката, поняла, что имеет дело с роботом, у которого не встретит сочувствия, а только опозорит себя этим рассказом.
— Возможно, у вас были какие — то личные основания для покушения? В этом случае это можно будет квалифицировать, как преступление на личной почве и нашу стратегию мы построим на раскаяние в содеянном, — продолжала Выдра. — Это даст возможность снизить срок до пяти — семи лет.
Услышав эти страшные цифры, Катя вздрогнула. Она надеялась, что суд её оправдает, узнав о том, что с ней делал Дерягин, но сейчас ей стало ясно, что если и судья будет такой же, как её адвокат, то рассчитывать на сочувствие не приходится.
Адвокат оторвала взгляд от бумаг и взглянула Кате в глаза. "У неё глаза жабьи", — подумала Катя, и чувство совершеннейшей безвыходности овладело ею. Вернувшись в камеру, она бросилась на свою койку и заплакала. Никто из сокамерниц её не беспокоил, потому что в камере истерики были обычным явлением.