— Да. Но я попрошу вас об одной услуге, милорд. Вы способны сделать так, чтобы я вспомнила свое прошлое?
В подземелье стало удивительно тихо, и ничто не нарушало эту тишину, даже надоедливый стук капель.
— Это больно, Кейт, — после долгой паузы напряженно ответил граф.
— Я знаю.
— Я не хочу причинять тебе эту боль.
Со смуглого лица на меня смотрели страшные в своей красоте глаза.
— Другого выхода все равно нет, — прошептала я.
Да, я боялась. Не хотела ни боли, ни того, что будет после… Но не могла отступить.
Граф долго молчал, а потом взял мои руки в свои и склонился над ними. Мягкие губы коснулись кончиков пальцев, проложили дорожку к запястью, поцеловали ладонь.
— Ты понимаешь, на что соглашаешься?
Тихий шепот скользил по рукам, проникал под кожу, растекался по венам.
— Я увижу все твои воспоминания. Узнаю самые сокровенные секреты. Выверну и препарирую твою душу.
Рес! Вы уже это делаете, милорд… И очень успешно.
Я выпрямилась и твердо посмотрела на своего собеседника.
— Мне все равно. Я должна, наконец, понять, как оказалась в вашем мире и что оставила в своем. Все эти два года я мучилась, ломая голову над тем, что же со мной произошло. Вы не представляете, каково это — жить, не зная, кто ты и откуда. Есть ли у тебя семья, близкие люди, родные. Ждут ли они твоего возвращения или оплакивают твою гибель.
— Не уверен, что сейчас подходящее время, — с сомнением протянул Горн.
— Но чем раньше вы увидите своего врага в лицо, тем лучше. У вас будет больше шансов его победить.
— О чем вы? — вмешался подошедший Каллеман.
— Кейт предлагает считать ее воспоминания.
— Хорошая идея, — кивнул Эрик. — Всего пять минут — и мы сможем понять, с кем имеем дело.
— Видите, милорд, лорд Каллеман тоже за. Соглашайтесь.
На самом деле была еще одна причина, по которой я хотела выяснить правду. Никто не знал, выберемся мы отсюда или нет, но если уж нам суждено было погибнуть в этих катакомбах, то я хотела бы уйти из жизни с полным пониманием того, кто я такая и что оставляю после себя.
— Ладно, — согласился Горн.
Он снова взял мои руки в свои и предупредил:
— Я постараюсь свести к минимуму неприятные ощущения, но ты должна помочь мне, Кэти. Как правило, люди боятся и интуитивно сопротивляются деворатору. Но чем упорнее внутреннее сопротивление, тем сильнее боль. Попробуй довериться мне. Открой свое сознание. Почувствуй и прими мою сущность, позволь ей коснуться твоей души.
Фредерик говорил, пристально глядя мне в глаза, и я ощущала, как его тьма обволакивает меня, баюкает, усыпляет и проникает внутрь, постепенно погружая в транс. Перед глазами замелькали яркие картинки.
Старый двухэтажный дом, небольшая квартира с неудобной малюсенькой прихожей, светлая комната, улыбающаяся мама, вернувшаяся с работы. Отец, собирающийся на ночное дежурство, выкройки, лежащие на столе, швейная машинка и куски ярко-красной ткани, из которой мама шила мне сарафан. Я видела свое детство, проведенное в небольшом южном городке, цветущие каштаны, любимую школу, мамин кабинет в поликлинике, куда я часто заглядывала после уроков, папино хирургическое отделение, смешливых медсестер, угощающих меня чаем и конфетами. «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» — спрашивала меня санитарка тетя Тася. «Хирургом, как папа», — важно отвечала я. Тетя Тася согласно кивала: «Дай Бог, Ришечка, дай Бог. Таких врачей, как Сергей Анатольевич, наперечет, бери с него пример». «Папа говорит, что если я буду учиться на одни пятерки, то смогу поступить в мединститут, а потом, когда закончу, он возьмет меня к себе в отделение», — делилась я своими планами. Пожилая санитарка улыбалась в ответ и гладила меня по светлым косам.
Странно было снова вернуться в детство, почувствовать себя маленькой девочкой, пережить множество счастливых и трогательных моментов, которые доступны только беззаботным малышам.
Память незаметно вела меня по закоулкам прошлого.
Я ощущала аромат роз, растущих на клумбе у подъезда, проходила мимо ворчливой Семеновны — соседки из двенадцатой квартиры, поднималась по стертым ступеням к добротной деревянной двери с номером семь.
Как один миг пролетели счастливые школьные годы, потом был переезд в краевой центр, учеба в медицинской академии, веселые студенческие будни, влюбленности, недолгие отношения с хорошим парнем Сережей, работа в больнице, подготовка к экзаменам, защита диплома.
Меня кружила суета насыщенной событиями жизни. И казалось, что в сутках не двадцать четыре часа, а все тридцать. И их все равно не хватало, и я торопилась успеть все и сразу, жадно торопясь жить.
А потом вспомнились тяжелые времена — звонок из полиции, сообщение об аварии, похороны родителей. Я снова переживала потерю и снова чувствовала себя одинокой и растерянной. И не могла осознать, как это — когда больше нет веселой, жизнерадостной мамы, умного и ироничного папы.