Сиделка

— Успокойтесь, милорд. Я сниму ремни, если вы полежите неподвижно и пообещаете вести себя разумно, — я коснулась его лба и с радостью отметила, что жар пошел на убыль. Значит, не все так плохо. У организма есть необходимый резерв!

— Что ты себе позволяешь? — не желал успокаиваться больной. — Ты хоть понимаешь…

— Уймитесь! — громко рявкнула я, оборвав его гневную тираду.

Горн замолчал, видимо, от удивления. Ага. Не привыкли, чтобы на вас кричали, милорд? Ну да. У меня тоже нервы ни к ресу после сегодняшней ночки.

— У вас был сильный жар, вы бредили и метались, могли себе навредить, — уже спокойно объяснила я мужчине. — Поэтому мне пришлось вас привязать.

Расстегнув специальные ремни, освободила своего строптивого пациента и быстро осмотрела повязки. Бинты были чистыми и не сбились, что радовало.

— С ума сойти, — задумчиво пробормотал Горн. — На меня еще никто так не кричал.

— Все когда-нибудь случается впервые, — философски заметила я и спросила: — Хотите бульону?

— Что?

— Бульон. Куриный. Полезно.

Сама не заметила, как стала говорить рублеными фразами. Видно, подсознательно опасалась, что слишком длинных предложений мой пациент попросту не поймет. М-да. Похоже, нынешняя ночь не прошла для меня бесследно…

— Ладно, давай, — неохотно ответил больной.

Я нажала на кнопку вызова прислуги, настороженно наблюдая за тем, как Горн разминает руки.

— Как говоришь, тебя зовут? — спустя минуту, спросил он.

— Кэтрин, милорд.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать девять.

— Где родилась?

— В Ютланде.

— Да? И бумаги есть?

— Разумеется, милорд.

Еще бы! В «Серой утке» каких только умельцев не бывает! За десять ронов не только бумаги — новую личность организуют.

— Кто родители? — не унимался граф.

— Крестьяне, милорд.

— Странно, — пробормотал Горн. — А по речи не скажешь.

Он ненадолго замолчал, и я уж было обрадовалась, что допрос окончен, но не тут-то было!

— Как ты выглядишь? — неожиданно поинтересовался граф.

— Простите?

Я удивленно уставилась на Горна, не понимая, что за блажь пришла ему в голову.

— Опиши себя, — сердито пояснил больной. — Что непонятного?

Бред какой-то… Ну какая ему разница, как я выгляжу? Что изменится, если он узнает, что я голубоглазая блондинка? Или что у меня неплохая фигура?

— Ты что, так уродлива? — резко спросил Горн.

— Милорд?

— Раз ты не можешь описать свою внешность, значит, скорее всего, описывать нечего.

Да неужели? Потрясающая логика! Впрочем, мне это только на руку.

— Увы, милорд, — подпустив в голос побольше грусти, сокрушенно вздохнула я. — Единый не наградил меня красотой.

— Где училась?

Мне показалось, Горн приободрился.

— В Брегольском медицинском колледже. Окончила двухмесячные лекарские курсы.

— Кто их читал?

— Тер Гердин.

Я вспомнила маленького сердитого гнома, торопливо расхаживающего по переполненной аудитории Старого колледжа, и невольно улыбнулась. Несмотря на вспыльчивость тера Гердина, я сумела найти с ним общий язык и узнала многое из того, что никогда не преподавалось на официальных курсах. Можно сказать, именно благодаря старому лекарю я и обладала довольно специфическими для сиделки знаниями.

— А, это тот фракийский отступник? — хмыкнул граф. — На редкость упрямый старик.

Он замолчал ненадолго, и я уж было обрадовалась, что допрос окончен, но тут Горн спросил:

— В каком году ты училась?

— В шестом.

— И что, сразу взяли на работу?

— Да, милорд.

— А что ты делала до учебы? Где жила?

— Разве это имеет какое-либо значение?

Я недовольно посмотрела на графа. С чего он решил проявить интерес к моей жизни?

— Отвечай, когда тебя спрашивают, — нахмурился Горн.

— Перебивалась случайными заработками, милорд.

— А твои родители?

— Они умерли, милорд.

— А замуж почему не вышла?

— Не звал никто.

Вопросы следовали один за другим, и я начинала злиться. Интересно, кто-нибудь принесет этот проклятый бульон? Пора останавливать нездоровое любопытство именитого пациента. Кто знает, до чего оно его доведет?

И тут, словно в ответ на мое негодование, открылась дверь, и в комнату бочком протиснулась Салли, неся небольшой поднос. Она с легким стуком бухнула его на прикроватный столик, дрожащими руками выставила супницу и тарелку, хлеб с сыром для меня и завернутые в салфетку приборы. Закончив, горничная бросила на Горна испуганный взгляд.

— Чего уставилась? — рявкнул граф. — Иди отсюда! Живо!

— Простите, милорд, — побледнев, пролепетала девушка. Она отвела глаза, схватила поднос и опрометью кинулась к выходу. Оборки зеленого платья взметнулись, открывая полосатые чулки, длинные косы подпрыгнули в такт торопливым шагам, белый накрахмаленный фартук сбился. Я усмехнулась. Трусишка…

Дверь еле слышно скрипнула, закрываясь за Салли, и в комнате наступила тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием больного.

— Ну и чего вы кричите? — вздохнув, посмотрела я на графа. — Зачем напугали девушку?

Горн молчал.

— Ненавижу, когда так смотрят, — спустя пару минут пробормотал он.

— Как?

— Со страхом.

Понимал бы что! Ведь не видит же ничего, неужели почувствовал?

— Какие глупости! Салли просто жалеет вас, вот и все.

— Это еще хуже.