Смешно и надеяться, будто Лиата сбежала прогуляться по деревеньке, столь же интересной, как прошлогодние стоптанные туфли. Нет, сейчас она объявится в самой гуще событий – с тоской подумала нянька и приготовилась к неприятностям. Хорошо, хоть не придётся отбиваться, рискуя нарваться на большую трёпку. Крестьяне – любители подобных развлечений за неимением других, процветающих лишь в городах.
– Дети мои! – прозвучал впереди у алтаря проникновенный ласковый мужской голос, от которого у Таюли мигом слиплись пальцы. – Да простится мне моя поспешность, что заставила созвать вас для важного дела. Понимаю, вы сейчас подумали: важные дела вершатся на ваших полях, где растёт хлеб. В ваших загонах, где ждут дойные коровы. На маслобойнях, на мельнице, в мастерских. И вы правы, дети мои, почитая и преумножая пищу телесную, которая…
– Правильно, кушать нужно хорошо! – встрял поперёк прочувствованного вступления проповеди звонкий детский голосок.
Глухая раздражённая тишина, висящая над головами людей, принуждённых выслушивать несвоевременные славословия, поколебалась. Уступила место шепоткам и ширканью грубых подмёток по каменному полу. Таюли закрутила головой, в надежде отыскать способ подобраться ближе к алтарю, не привлекая нездорового внимания. Легко пробежала за спинами последнего ряда прихожан к левой стене. Накинула на голову капюшон, пригнула голову и поползла по проходу вдоль стены.
– Да, дитя моё, – ласково одобрил священник детский порыв помочь доброму дяде. – И Всеблагой Создатель Мира радуется, когда его дети…
– Работают, а не бездельничают! – вновь прилетела со стороны ненужная помощь. – А ещё не воруют! И не убивают друг друга!
Шепотки стали оживлённее. А кое-где едва слышно зафыркали в ладони, зажимающие рты.
– Истинно так, дитя моё, – озадаченно принял священник и эту помощь, вглядываясь в толпу, дабы узреть словоохотливого ребёнка, что лезет со своими глупостями поперёк проповеди. – Но, сегодня я собрал вас не для того, чем более подобает заниматься, освободив себя от забот о хлебе насущном. Нет, сегодня в этот неурочный час я призвал вас…
– Чтобы убить ещё одного!.. Ну, того, кто тебе не нравится!
Перешёптывания переросли в пересуды, а головы пришли в движение. В передних рядах завертелись, а торчавшие за ними тянулись вверх в попытке разглядеть неугомонное и столь дерзкое дитя. Надо было немедля выяснить: чья это «радость» старательно накликает беду на отчие головы?
– Дети мои! – встревоженно повысил голос священник.
– Детей любят! – сокрушённо возразил голосок. – А ты их не любишь. Ты их мучаешь, говнюк мерзопакостный… Ой! Нет, всё равно: говнюк! Прости, нянька!
Пробираясь к алтарю, Таюли отметила: эти люди весьма опасаются веселиться открыто. Страшатся посмеяться над священником, хотя у того нет никакой законной возможности сурово их наказывать. Ну, во всяком случае, она знала именно это. Правда, отец что-то такое говорил о какой-то дурацкой статье в законах Суабалара, что касалась именно религии. Вроде бы, можно было довольно серьёзно наказать… кого-то за что-то – раздражённо подумала она, подбираясь уже к первым рядам. Могла бы и запомнить, свиристелка!
– Выведите из святилища это дитя! – бросил ворковать священник, доведённый тем, что на глазах становится посмешищем.
Таюли, наконец-то, смогла его разглядеть, и была впечатлена: ей такого красавца встречать ещё не приходилось. В нём всё было безупречно. Мужественная мускулистая фигура… несколько неподобающе обтянутая чёрными штанами и короткой белой туникой с чёрным воротом. Прекрасное лицо с дивно гладкой и светлой для деревни кожей. Короткая курчавая бородка и укладка волнистых волос идеальны, будто над ними поработал брадобрей самого короля. Чувственные губы, большие глаза в длинных густых ресницах…
И что он тут делает – невольно подумалось ей. Ему бы в театр, куда собирают лишь самых красивых мужчин, дабы радовали глаза женщин, бегающих туда чуть не каждый день.
– Не выйдет! – предерзостно предупредил голосок.
При этом уже не из первых рядов, а откуда-то из-под потолка, разрисованного поучительными картинками о том, как должны жить почтенные люди.
– Не получится меня вывести! Я у нас невыводимая!..
Предел положен любому терпению, и деревенские всё-таки рыготнули в голос. Не все, но и этого священнику хватило, чтобы осерчать.
– Выведите сюда, ко мне этого ребёнка! – заорал он, вертя головой в поисках источника голоса. – И его родителей, дабы!..
– Мама не захочет! – честно оповестил голосок. – Или муж её не отпустит! Он добрый, но не любит, если мама уходит из дворца!
Шум моментально стих – пропустить такое никому не хотелось.
– Из дворца? – тотчас перестал гневно пыхтеть и сверкать очами в потолок насторожившийся священник.
– А чего она там делает?! – выкрикнули из задних рядов.
– Живёт! – принеслось из-под купола чуток удивлённо. – Чего там ещё делать, когда она королева?!
– Вон она! – завопил кто-то, и над толпой взметнулась рука. – Вон там! В самом верхнем ряду ниш!