Но теперь, оказавшись в положении Савинкова, Рейли повел себя куда менее достойно. Он рассуждал просто – британская разведка ничем ему помочь не может, следовательно, ему остается одно – давать показания. И он их давал…
«Охотно признаю, что практика моей семилетней борьбы против советской власти, а в особенности моя последняя попытка доказали мне, что все те методы, которые применялись и мною, и моими единомышленниками, не привели к цели и поэтому в корне были нецелесообразны».
«Мой последний опыт с «Трестом» до конца убедил меня в бесполезности и нецелесообразности искания какой бы то ни было опоры для антисоветской борьбы как в русских, так и в эмиграционных организациях. Во мне сложилось довольно сильное впечатление о прочности советской власти. Поэтому мне приходится смотреть на всю интервенционную политику (какого бы то ни было рода) как на нецелесообразную».
Начальник КРО Артузов также принимал участие в допросах Рейли. При этом его интересовали не только факты, но и взгляды, мысли, чувства побежденного врага. Это были откровенные разговоры с обеих сторон. До Рейли наконец из этих допросов-бесед дошло, что он проиграл не потому, что дала сбой испытанная методика британской разведки, а потому, что он пытался с ее помощью бороться против народа, который не хочет, чтобы на его шею снова сели новоявленные «освободители».
На их последней встрече Рейли признался:
– Да, вы оказались сильнее меня. А точнее – нас. Занавес моей драмы упал. Выходит, конец. И все же в моем сердце теплится крохотная надежда. Помнится, в России всегда справляли Прощеное воскресенье. Из дома в дом ходили друг к другу, просили прощения за нанесенные обиды. В ноги бухались. Может, и мне это сделать? Надежда – единственный в мире свет…
– Не поможет, – прямо ответил Артузов. – Вы уже были осуждены однажды. Теперь только вышестоящий суд может пересмотреть приговор.
Рейли, безусловно, был очень смелым человеком, объективных доказательств тому – множество, в том числе последняя, крайне рискованная после захвата Савинкова, поездка в Советскую Россию. Но смелость его вовсе не была безрассудной. В характере Рейли была и редкая для авантюриста черта – трезвая рассудочность в экстремальных ситуациях. Он прекрасно понимал, что бегство из Внутренней тюрьмы ОГПУ – дело безнадежное.[11]
Этот авантюрист был одновременно и деловым человеком. И он здраво (с его точки зрения) рассудил, что, если что и может сохранить ему жизнь, это сделка. Именно так следует расценивать последние написанные им строки – как сугубо деловое предложение, выгодное, опять же в его представлении, для обеих сторон: Рейли и ОГПУ.«Председателю ОГПУ
После происшедших с В.А. Стырне разговоров я выражаю свое согласие дать Вам вполне откровенные показания и сведения по вопросам, интересующим ОГПУ, относительно организации и состава великобританской разведки и, насколько мне известно, также сведения относительно американской разведки, а также тех лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело.
Допросы «заключенного № 73» продолжались еще несколько дней… Пока из высших инстанций не пришло уведомление, что приговор Верховного революционного трибунала РСФСР от 3 декабря 1918 года по отношению к Сиднею Джорджу Рейли отмене не подлежит…
Что последовало за указанным распоряжением на протяжении более чем полувека, оставалось государственной тайной. Только в наши дни стали доступны для историков два рапорта уполномоченного 4-го отдела КРО ОГПУ Григория Федулова на имя помощника начальника КРО Владимира Стырне. В первом из них говорится: