Читаем Сидней Рейли: шпион-легенда XX века полностью

Петроград, который прежде мог выдержать сравнение с любой столицей мира, теперь имел ветхий и разрушенный вид. Улицы были грязные, покрытые копотью и запущенные. Всюду попадались развалины домов. Не было заметно постовых, следящих за порядком. Активно работала лишь тайная полиция, которая держала всю страну в страхе. Не существовало никакого управления городом, никакой санитарной организации. Магазины были закрыты, на тротуарах не наблюдалось никакого оживления, и движения на улицах не было. Город был погружен в состояние кошмарного сна, и казалось, что нормальная жизнь города прекратила существование.

Уже во время моего последнего пребывания в Петрограде в 1915 году очереди за хлебом становились характерным зрелищем в этом городе. Теперь, в 1918 году, очереди за хлебом превратились в типичную картину. Массы людей голодали. Извозчика нельзя было достать ни за какие деньги.

Я заранее себе наметил, что первым моим убежищем станет квартира моей старой приятельницы Елены Михайловны, которая жила на Торговой улице. От Фонтанки, где я находился, туда предстоял изрядный путь, но я зашагал с мужеством, какое только мог внушить себе в тот момент. Прохожие избегали моего взгляда и посматривали на меня с нескрываемым подозрением. Петроград находился в состоянии паники. Атмосфера ужаса исходила от самих стен домов и тротуаров и, казалось, проникала прямо в сердце, так что в конце концов меня самого охватило настроение подозрительности. К своему смущению и удивлению, я обнаружил, что сильно вспотел, когда наконец достиг цели.

Осмотревшись по сторонам и убедившись, что за мной никто не следит, я прошмыгнул в дом. Впечатление было таким, словно я вошел в усыпальницу. Я остановился у хорошо знакомой мне двери и постучался. Мне пришлось постучать три раза, прежде чем я услышал крадущиеся шаги, еле слышные по ту сторону двери. После долгой паузы я постучал снова, и на сей раз дверь тихо приоткрылась на длину цепочки. Наконец раздался голос Елены Михайловны:

– Кто там?

– Это Сидней Георгиевич, – ответил я.

Возглас удивления послужил мне ответом. Зазвенела цепочка, и дверь открылась немного шире.

– Вы! – воскликнула Елена Михайловна недоверчиво. – Вы опять в Петрограде? – произнесла она с облегчением и начала тихо всхлипывать.

Таким образом я возвратился в Петроград.

Я заранее разработал план кампании. Первый шаг, который я предпринял после того, как устроился на квартире, – было восстановление контакта с некоторыми членами моей прежней петербургской компании, которые, как я полагал, могли оказаться полезными. Я должен был действовать осторожно. Одни, возможно, бежали, другие умерли, третьи могли находиться под подозрением большевиков. Не исключено было и то, что некоторые, потеряв надежду на будущее, могли, вероятно, примкнуть к большевикам.

Однако, судя по тому, что произошло в дальнейшем, можно было рассчитывать на то, что моя счастливая звезда еще не закатилась. Человек, на помощь которого я надеялся в большей степени, был немедленно найден. Грамматиков был не только ученым и мыслителем, но человеком с сильным и твердым характером. Он был знаком со мной продолжительное время, и его лояльность была вне подозрений. Я назначил ему встречу в его учреждении и тут же пошел с ним повидаться.

Грамматиков дал мне ужасающий, но чрезвычайно точный отчет о положении дел в России. Новые хозяева устанавливали кровавый, полный ужаса режим, не имеющий себе равного в истории. Самые невежественные, наиболее подлые элементы, все те, кто был недоволен прежним обществом, пользовались влиянием теперь. Россия, сказал Грамматиков, находится в руках преступников и умалишенных, оказавшихся на свободе. Никто не работает. Все больше возрастает потребность в предметах первой необходимости. Люди умирают с голода. Подавляющие большинство населения готово восстать, но некому возглавить их. Террор ЧК навис над каждым человеком. Все ответственные деятели ЧК являются членами большевистской партии, и имена некоторых из них известны. Но есть и слуги ЧК. Человек, который был с самого детства вашим другом, женщина, которую вы любите, более того, ваши родители или ваши дети могут работать на ЧК против вас. Это ужасная, отвратительная вещь. Никто никому не доверяет, ни один человек не может доверить тайну даже лучшему своему другу. Деятельность ЧК осуществляется провокаторами, людьми, которые преднамеренно подстрекают на контрреволюционный заговор, а когда заговор окончательно созрел и готов проявить себя, они сообщают о нем своим хозяевам. И тогда улицы заливаются кровью. Еще один контрреволюционный заговор раскрыт и беспощадно истреблен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное