Рейли внимательно следил за тем, что происходило в отношениях США с Советами. Американцы не торопились официально признавать СССР, хотя кое-какие деловые связи с советским правительством уже налаживались. Например, в 1923 году в Америку приехал представитель советского текстильного синдиката, который вел переговоры о закупке крупной партии американского хлопка. 6 декабря 1923 года, президент Кулидж обратился с посланием к Конгрессу: «Наше правительство не имеет ничего против заключения американскими гражданами торговых сделок с русскими. Однако наше правительство не намерено вступать в сношения с правительством, отказывающимся от признания международных обязательств». Президент потребовал выплат компенсаций американским гражданам, которые понесли убытки от национализации предприятий в СССР, и признания долгов, числящихся даже не за царем, а за «новой Российской республикой» 1917 года. Несколько дней спустя государственный секретарь Чарлз Эванс Юз добавил, что американское правительство не вступит в переговоры с Советами, пока Москва не перестанет быть центром пропаганды против существующего в США строя.
Рейли делал все от него зависящее, чтобы это признание не состоялось. Он старался всячески привлекать внимание к отрицательным сторонам советской действительности — как в статьях, так и в лекциях, с которыми он время от времени выступал. Не стоит, конечно, преувеличивать его влияние в этом вопросе, но ое старался как мог. В феврале 1925 года Рейли, например, предупреждал американские власти о том, что недопустимо коммунистам разрешать свободно проводить митинги. «Если так пойдет, то еще немного, и вы не заметите, как они будут сидеть в Конгрессе и Белом доме», — заявлял он. 16 февраля Рейли писал Бурцеву: «Я именно хотел указать, какие успехи большевики здесь уже делают (это ведь не шутка собрать 15 000 коммунистов на митинг), и дать Вам случай указать на грозящую Соединенным Штатам опасность и предостеречь от последствий признания [СССР], впрочем, совершенно невероятного».
Впрочем, эти предупреждения мало к чему привели.
Пепита Бобадилья считала, что убежденность ее мужа в «кознях Москвы» была не просто манией преследования, обострившейся в результате очередного нервного потрясения. Нет, по ее словам, «интерес большевиков» действительно преследовал в то время ее мужа везде — и в Европе, и в Америке. И даже, когда они еще в августе 1924 года плыли на пароходе в Нью-Йорк, один из стюардов явно следил за ними. В мемуарах Пепита описывала, как, присмотревшись к этому стюарду, она сразу же узнала его: это был тот самый Дребков-Уорнер, который уговаривал Рейли поехать в Россию и возглавить там антибольшевистскую борьбу. Но муж тогда сказал ей, что Дребков шпионит слишком явно и, скорее всего, он лишь прикрытие, а настоящий соглядатай, вероятно, кто-то другой.
На пароходе было много русских, но, когда Пепита спросила у Рейли, неужели они едут в Америку, чтобы следить за ним, тот со смехом ответил, что нет — просто Советы хотят получить за океаном кредиты. Но и, конечно, кроме своих официальных представителей, шлют туда и секретных агентов, но к нему это вряд ли относится.
О другом эпизоде из серии «козней» упоминает Робин Брюс Локкарт. Якобы ОГПУ пыталось внедрить своего агента в нью-йоркскую контору Рейли под видом секретарши. Он раскусил ее довольно быстро, но не подал вида, а целый год подбрасывал ей фальшивые документы и корреспонденцию, которую она аккуратно копировала и отправляла в Москву. Основную работу приходилось выполнять поздно вечером, когда секретарша уходила домой. Постепенно определив круг ее контактов, Рейли без труда вычислил большую часть тайных большевистских агентов, работавших в Нью-Йорке.
Конечно, эта история больше похожа на сюжет из романа о «невероятных приключениях короля шпионов», но нельзя исключать, что Рейли действительно опасался происков советской разведки. Для этого у него были все основания. С 1918 года над ним висел смертный приговор, вынесенный большевиками, а свои способности «доставать» своих смертельных врагов они наглядно продемонстрировали в истории с Савинковым. Известия о странной смерти его бывшего соратника в Москве дошли до Рейли в середине мая 1925 года[90]
. «Вы, вероятно, уже осведомлены о трагическом конце Савинкова. Излишне говорить Вам о впечатлении, которое это известие на меня произвело. Вообще не могу писать об этом», — писал он Бурцеву. Рейли не исключал, что большевики сначала использовали Бориса Викторовича, а потом просто устранили его за ненадобностью.Впрочем, уже в 1925 году существовало и простое, весьма циничное объяснение поступка Савинкова. Известный эмигрантский журналист-фельетонист Александр Ябло-новский, которого называли «королем шуток», высказался о «драме Савинкова» в берлинской газете «Руль» следующим образом: «Драма Савинкова рисуется мне в самом простом, даже простеньком виде. Обещали свободу. Несомненно, обещали. Надули. Нагло, жульнически надули. Человек не стерпел и выбросился в окно. Туда ему и дорога».