Сидней Рейли

4 ноября руководство ОГПУ пришло к выводу, что Рейли уже больше ничего ценного сообщить следствию не может. Существовало также опасение, и небезосновательное, что чем дольше будет затягиваться его пребывание в тюрьме, тем более велика окажется вероятность того, что история с «убийством» Рейли на границе будет разоблачена как чекистская мистификация. Некоторые сотрудники ОГПУ, входившие в «Трест», полагали, что Рейли не стоит арестовывать, так как это может поставить под удар всю операцию. Однако решение об аресте Рейли и его казни было принято лично самим Сталиным.

Борис Гудзь вспоминает: «Сталин настаивал на том, что Политбюро решило ни в коем случае его не выпускать, а поскорее расстрелять. Потому что рано или поздно поползут слухи, что он у нас арестован, узнают за границей, пойдут дипломатические ноты, интриги. Сталин это предвидел и приказал покончить с этим делом раз и навсегда, уничтожить его — и все»^{749}.

Хотя решение о расстреле Рейли было принято на самом высоком уровне и не подлежало обсуждению, сотрудники ОГПУ, которым предстояло выполнить этот приказ, подошли к его исполнению неформально. Борис Гудзь, лично знавший всех четырех чекистов, на которых было возложено это задание, полагает следующее: «Как это ни парадоксально, но к нему в каком-то смысле проявили гуманность. Рейли и до этого вывозили на прогулки в Сокольники, и для него это была не последняя прогулка, а очередная. Возможно, он что-то и подозревал, так как в этот день с ним поехало больше сопровождающих, чем обычно. Все было сделано так, что он был расстрелян внезапно»^{750}.

Григорий Федулеев[58], один из чекистов, принимавших участие в казни, дал в своем донесении подробное описание событий, произошедших в тот вечер, 5 ноября 1925 года:

«Помощнику начальника КРО ОГПУ

тов. Стырне

Рапорт