И все же он не мог ей сказать. Просто не мог.
Но больше всего Престона угнетало начавшееся облысение. С прошлого Рождества волосы лезли прядями. Как у линяющего пса. Эндрю впал в панику.
«Я разваливаюсь. В буквальном смысле. Это начало конца».
Слава Богу, Джону, а не ему, пришлось иметь дело с ФБР, иначе стресс уже его доконал бы. В ушах до сих пор звучал голос Джона, размеренно повторявшего мантру: «Придерживайся своей истории, и в-все будет хорошо. У нас обоих».
Пока что все шло по плану. Но побег Грейс мог изменить ситуацию.
– Энди, ты меня слушаешь? Я спросила, поймают ли они ее?
– Да. Уверен, что поймают.
«Обязаны поймать».
– И что тогда с ней будет?
– Не знаю. Полагаю, отправят обратно в тюрьму.
Эндрю с болью подумал о Грейс Брукштайн, милой наивной девочке, какой он ее знал все эти годы. Бедняжка! Во всем происшедшем она единственная была невинной жертвой. К несчастью, именно такая участь и ждет чистеньких, беленьких ягнят. Их безжалостно режут.
Мария с довольным видом прихлебывала апельсиновый сок.
– Энди, к чему такой угнетенный вид? Можно подумать, это за тобой охотится полиция! И отдай газету! Там, на страничке моды, есть шикарное платье от Баленсиага. Подумываю сшить себе такое же.
Джек Уорнер смотрел выпуск новостей в баре, вместе с Фредом Фаррелом, главой его избирательного штаба. Сидя за столиком, мужчины обсуждали стратегию переизбрания сенатора. Увидев лицо Грейс на экране, Уорнер поперхнулся фисташкой.
– Святая Матерь Божья! Можешь в это поверить?
Фред не мог. Люди не сбегают из мест, подобных Бедфорд-Хиллз. Во всяком случае, не в реальной жизни. Тем более миниатюрные богатые блондиночки вроде Грейс Брукштайн!
– Тебе придется сделать заявление.
Блестящий политический ум Фаррела уже взялся за решение проблемы. Сейчас не время вспоминать старый скандал с «Кворумом» – это может неблагоприятно сказаться на кампании. Грейс скорее всего будет поймана через несколько часов, но оживший интерес прессы к делу о пропавших миллиардах может не угаснуть и через месяцы. Джека никак нельзя в это впутывать!
– Я что-нибудь напишу для тебя. А ты иди домой и не высовывайся.
Джек Уорнер отправился домой, а во время долгой поездки в Уэстчестер постарался привести мысли в порядок. Фред Фаррел и половины не знал об истинном положении дел. Конечно, ему было известно об игорных долгах и отказе Брукштайна их платить. Но у Джека были и другие скелеты в шкафу. Весьма взрывоопасные, которые могли положить конец политической карьере.
«Ленни знал правду. Но Ленни мертв, он в аду, где ему самое место».
Вопрос в том, унес ли он свои знания на тот свет. Или поделился с любимой женой? Пока Грейс благополучно сидела под замком, это было не важно. Но теперь она вырвалась на свободу и всеми способами борется за свою жизнь. Источник повышенной опасности, и ей нечего терять.
«Я не могу, я не позволю этой суке погубить меня!»
Онор встречала мужа на подъездной дорожке. Глаза у нее были красными и распухли: очевидно, она плакала.
– О, Джек! Ты видел новости?
– Конечно, видел.
Сенатор схватил жену под локоть и втащил в дом.
– В любую минуту могут появиться папарацци. Бога ради, возьми себя в руки. И почему ты плачешь?
Онор сама не знала. Она всегда завидовала Грейс. Злилась на нее. Даже ненавидела. И в то же время участь сестры ее волновала. Грейс была не способна участвовать в сложных махинациях – это было для нее так же нереально, как сменить колесо или заполнить налоговую декларацию. Кому это лучше знать, как не Онор?
«Мне следовало бы выступить в ее защиту на суде. Или по крайней мере навестить ее в тюрьме. Но я этого не сделала. Потому что всегда поступаю так, как велит Джек».
– В новостях говорится, что Грейс могут пристрелить и что ей грозит опасность не столько от полиции, сколько от толпы.
– И что?
Джека не интересовали проблемы сестры жены. У него своих хватало.
– Фред пишет заявление от моего имени. Я хочу, чтобы ты и дети не выходили из дома. И ни с кем не говори о Грейс. Понятно?
Онор кивнула.
– Если она попытается связаться с тобой, немедленно сообщи мне. Не полиции. Мне.
– Да, Джек.
Он стал подниматься наверх.
– Джек! Как думаешь, почему она это сделала? – окликнула Онор.
– О чем ты?
– Почему она сбежала? Ведь должна была понимать, как это для нее опасно! Не говоря уже о том, что она своими руками погубила все шансы на подачу апелляции. Все это… чистое безумие. Так на нее не похоже.
Джек пожал плечами:
– Что же. Может, она изменилась. Сама знаешь, тюрьма меняет людей.
«И политика тоже…»
Онор взглянула на себя в зеркало и содрогнулась. Она не узнавала ту, кем стала.
– Сбежала? Господи милостивый!
Майкл Грей провел день на своей новой яхте: подарок от Конни на годовщину свадьбы – и поэтому узнал новость только вечером, во время ужина.
– Знаю. Вот уж не думала, что она на такое способна. Спрятаться в грузовике! Вот тебе и «строгий режим»!
Майкл болезненно поморщился:
– Как по-твоему, может, нам стоит… ну не знаю, как-то ей помочь?
– Помочь? – ахнула Конни. – Ты что? Как мы можем ей помочь? Вернее, почему мы должны ей помогать, после того, что она наделала?