Сидни Шелдон. Узы памяти

Сидя в машине, Алексия взяла трубку.

Она ожидала, что премьер-министр будет зол. Но не настолько же!

– Я говорил вам, настоятельно советовал изменить тон заявления.

– И я изменила.

– Всего одно слово! Видели, что творится по всей стране! Это чрезвычайная ситуация! Могут погибнуть люди!

– Люди рассержены, Генри, – холодно отпарировала Алексия, – и я их не осуждаю. Британский народ устал быть заложником банды наглых иммигрантов, которые высасывают у нас деньги и мочатся на наш флаг. Я выступаю от лица простых избирателей.

– Чушь собачья! Вы пытаетесь набрать личный политический капитал. Если собираетесь вступить в борьбу за власть с коллегами из кабинета, делайте это не столь публично.

– Но, Генри…

– Молчать!

Генри впервые повысил на нее голос.

– Вы ничего не скажете! Ясно? Ничего! Ни мне, ни прессе, никому. Сидите тихо и позвольте мне уладить весь этот кошмар. Мы поняли друг друга?

Алексия молчала.

– Имеете вы представление, Алексия, сколько человек требуют вашей отставки?

Раздражение премьера было ощутимым.

– Под каким давлением я нахожусь, пытаясь сохранить вам место?

– Понятия не имею! – вызывающе бросила Алексия. – И мне все равно!

– А стоило бы встревожиться! Помните, Алексия, меня тоже можно довести до точки.

– Да, Генри. Но возможно, и вам стоит это помнить.

Она первая повесила трубку. Эдвард, сидевший рядом, заметил, как дрожат ее руки. Неясно, от страха или гнева…

– Могу я помочь, министр внутренних дел?

– Нет, спасибо, Эдвард, все в порядке.

Они ехали молча, а когда свернули на Эмбанкмент, движение стало не таким оживленным. Через несколько минут они будут на Парламент-сквер.

– Еще одно, Эдвард. Это насчет досье, которое вы мне дали вчера вечером. На нашего друга Хэмлина. Американца.

Сэр Эдвард насторожился. Премьер-министр, очевидно, только сейчас задал жестокую выволочку миссис де Вир. Ее карьера висит на волоске из-за скандала с иммигрантами. И все же она тревожится из-за какого-то безвредного психа.

«Почему?»

– А что с ним, министр?

– Ну… полиция безуспешно пыталась его найти. Я задавалась вопросом, знаете ли вы… альтернативные каналы?

– Понятно.

– Мне бы хотелось его разыскать.

Сэр Эдвард помедлил, словно собираясь задать вопрос, но тут же передумал.

– Конечно, министр внутренних дел. Считайте, что дело сделано. О Господи!

На Парламент-сквер царил хаос. Там толпились группы обозленных протестующих всех партий с плакатами, выкрикивавших лозунги. Снимки Алексии держали отдельно, словно иконы, как сторонники, так и противники. Одна компания, в основном мужчины восточно-европейского происхождения, пририсовали к голове министра рога дьявола. Сквозь тонированные стекла «даймлера» Алексия слышала оскорбления как английские (расистская сука), так и пропитанные ненавистью ругательства на славянских языках.

– Поезжайте вокруг, – велел сэр Эдвард. – Мы пройдем через задний вход.

– Ничего подобного, – отрезала Алексия. – Остановитесь здесь.

И прежде чем сэр Эдвард успел удержать ее, она открыла дверь и вышла.

– Министр внутренних дел, – окликнул он, но она не обернулась. Как только люди поняли, кто перед ними, разразился настоящий ад. К счастью, поблизости оказались двое полицейских, вставших по обе стороны от Алексии, но они мало что могли поделать с натиском напиравших людских масс.

Второй раз за этот день Алексия испугалась. Звонок премьер-министра вселил в нее страх, хотя она этого не выказала ни Генри Уитмену, ни своему секретарю.

«Никогда не показывай слабости. Никогда не отступай». Загнанная в угол, она дралась еще яростней. Теперь она понимала, что сделала ошибку, выступив с заявлением, но никогда не признается в этом. Особенно сейчас, когда ставки так высоки. Она должна казаться сильной в глазах Даунинг-стрит, в глазах кабинета, в глазах всех. Сила – вот главный конек Алексии де Вир.

Но это совсем другое. Это физический страх. Она поддалась порыву, выскочила из машины, и это тоже было ошибкой.

«Стоило послушаться Эдварда и войти через черный ход. Кругом опасность».

Сообразив, что ее, должно быть, фотографируют, она держала голову высоко, пробираясь через разъяренную толпу, где почти не было женщин. Но она боялась. Близость мужчин вселяла неприятное чувство. Вселяла унизительный страх. Алексия ощущала несвежее, испорченное горечью обид дыхание, и ей стало нехорошо.

Но тут кто-то неожиданно схватил ее за руку и потащил вперед. Она не видела спасителя, но знала, что тот ведет ее к служебному входу для членов парламента и правительства. К безопасности.

«Кто-то из охраны. В следующий раз я должна быть более осторожной».

Расслабившись, она позволила подтащить себя ближе, отвернулась от злобных лиц, окружавших ее со всех сторон, и сосредоточилась на видневшейся впереди двери. Наконец опасность осталась позади. Сзади выстроилась стена из полицейских, оттесняя протестующих. Рука, сжавшая ее запястье, разжалась, и Алексия впервые глянула в глаза своего спасителя.

– Вы! – ахнула она.

– Я.