Сидр для бедняков

По правую руку в сером небе светилась голубая неоновая надпись: «Градус Янсен. Скорая техническая помощь». Кузница Градуса Янсена. Кронпринц удивлялся тупости взрослых: ну почему они до сих пор называют кузницей то, что давно уже превратилось в авторемонтный завод!

— Надо же! — воскликнула тетушка. — А я ведь всегда считала, что Градус Янсен по ту сторону железной дороги.

Метров через двести они свернули налево и поехали по незамощенной дороге, обсаженной жиденькими тополями, позади которых темнели сосны. Посадки чем дальше, тем становились гуще, а дорога темнее, но вот неожиданно деревья расступились, и путники увидели открытое пространство, а за ним на невысоком холме украшенное башенкой здание девятнадцатого века. В нем было три этажа, половину узкого и высокого фасада занимала выступающая лестничная клетка с бесчисленными ступеньками в форме полумесяца и широкими двустворчатыми дверьми. Надо всем этим высилась башенка с причудливым куполом в виде луковицы, на котором легонько поворачивался флюгер. По бокам лестничной клетки два узких, словно обрубленных флигеля, каждый шириной не более половины просторного входа, в каждом три высоких окна, по одному на этаж. Белые крашеные рамы неправдоподобно четко вырисовывались на общем сером фоне. Перед домом — пруд с черной водой, он отделял запущенный сад от леса. Через пруд был перекинут дощатый мостик, и, когда «студебеккер», дребезжа, преодолел его, навстречу с гоготом и хлопаньем крыльев бросилось стадо гусей.

Немного погодя дверь приоткрылась, и в щель протиснулась скрюченная фигура старого слуги Теета Хундертмарка. На негнущихся ногах он сполз с лестницы и остановился на третьей снизу ступеньке. Там он и стоял, махал руками, тряс крупной, широко и беззубо улыбающейся головой, давая указания, где поставить «студебеккер». Но это было излишне, и папа пренебрег его указаниями. Все вышли из машины. Папа и тетушка осведомились о здоровье Теета.

— Ничего. И так и эдак. — Теет сделал неопределенный жест. — Могло быть хуже.

Громко стуча деревянными башмаками по мраморному полу, он провел гостей в переднюю.

— Вот холодина-то, — смеялся он, принимая у них пальто. — Зимы суровые, да и мы не молодеем. Но я бы сказал, господин ван Зипфлих держится в форме. Восемьдесят лет, а еще молодцом. Такой богатырь, такой богатырь.

Он подозрительно взглянул на Мартышку, но ничего не сказал. Когда все наконец освободились от верхней одежды, Теет пошел вперед по коридору и широко распахнул перед гостями дверь.

Господин ван Зипфлих сидел возле камина в старом, видавшем виды кресле. Комната была просторная, мало заставленная и, несмотря на хмурый ноябрьский день, удивительно светлая. Низенький круглый журнальный столик рядом с креслом был завален книгами, а поверх них еще газетами и журналами. Тускло-зеленый, сильно вытертый ковер застилал лишь малую часть потемневшего дощатого пола. Тут же стоял шкаф и массивный старомодный диван. Стены были голые, кроме маленького пейзажа кисти местного художника. Последний раз кронпринц был здесь почти год назад, и, когда вошел в комнату, у него возникло странное чувство: он будто заново узнавал предметы, ведь кое-что успело забыться.

Старик в кресле походил на потухший, но еще не остывший вулкан. У него было красное лицо, жидкие седые пряди волос клочьями облаков окружали лысину, резко выделяясь в холодном послеполуденном свете. Он курил сигарету, и из крупных, заросших волосами ноздрей то и дело вылетали струйки дыма. Книзу он был словно еще шире. Пиджак, жилет и панталоны фалдами спускались с его огромного тела. Дедушка очень постарел с тех пор, как мальчик последний раз видел его. Сначала, когда вся компания ввалилась в комнату, старик остался в кресле, будто испугался или не желал их видеть. Но потом он погасил сигарету в никелированной пепельнице и встал гораздо проворнее, чем можно было ожидать. Улыбаясь и протягивая руки, он пошел им навстречу. Кронпринцу показалось, что на них движется гора. Сначала дедушка поздоровался с детьми, погладив их по головке огромными красными руками и насмешливо и игриво подмигнув.

— Наш наследник все поправляется и здоровеет, как я погляжу, — пророкотал он, сжимая кронпринцу плечо. — Можно рассчитывать, что наш род не переведется в ближайшее время. Ха-ха!

— А меня вы как находите? — Мартышка кокетливо склонила голову набок. — Красивая я?

Дедушка поднял ее, так что их лица оказались на одном уровне. Мартышке это пришлось не по вкусу, она постаралась отвернуть нос подальше в сторону. Дедушка свел брови и осуждающе оглядел ее.

— Очень красивая, — сказал он. — Не надо только себя уродовать. Обещай мне никогда больше не мудрить над своим лицом.

Мартышка задрыгала ногами.

— Нет! — завизжала она. — Нет!

Пришлось дедушке спустить ее на пол.

— Как жена? — спросил он папу. — Ей вроде пора уж родить, а?

— В начале декабря, — виновато ответил папа.

— А у вас как дела? — обратился дедушка к тете Каролине и дяде Йоопу.

Дядя с энтузиазмом ухватился за протянутую ему большую красную руку.

— Хорошо, очень хорошо!