Сигареты и пиво

На земле валялась пустая бутылка из-под вискаря. Этикетка была грязная, как будто я эту бутылку в собачьем дерьме извалял. Руки у меня тоже были грязные, но не в собачьем дерьме. Какие-то они были липкие и жирные, вроде как в краске. Хуй знает, как так получилось, и мне, если честно, было все равно. А вот что творилось с моей башкой, было не все равно, а с башкой было плохо. Мне срочно нужна была вода, иначе не знаю, что бы я сделал. Где-то в парке был питьевой фонтанчик, но я не мог вспомнить, где тут что, слишком давно был в последний раз. Я поднял бутылку и пошел наполнить ее к Ссущему фонтану.

После этого слегка получшало. Но я по-прежнему не знал, который час. Ну, посмотрел на часы. Было как-то темно, и пришлось прищуриться.

— Только посмотри на себя, — сказала мама. — Хочешь знать, который час, а сам не знаешь, что ты вообще делаешь.

Я поднял глаза и увидел, что она стоит посреди фонтана, окруженная тремя зассанцами.

— Ничего себе, — сказал я. — Здоров, мам.

— Ты мне не мамкай. Знай я, что мой сын будет спать на скамейках в парке, я бы вообще не стала рожать. Ты тут три часа лежал. Три часа. — Ее лицо немного смягчилось, несмотря на то, что она была вроде как сделана из камня. — Я смотрела, как ты лежишь в своей кроватке, когда ты был совсем крохотным. Ты знаешь это, Блэйк? Ты помнишь?

— Я помню, мам, — сказал я. — Я все помню. И…

— Неужели, Ройстон. Ты помнишь, как я гладила тебя по щеке, она была такой мягкой, и шептала "Я тебя люблю"?

— Мам, я помню. Я.

— Мой мальчик.

— Я и сейчас твой мальчик, мам. Я все еще…

— И волосы твои я гладила, Ройстон. Я любила твои волосы. Я даже один раз подстригла их до того…

— До того, как что?

— До того, как ушла.

— Куда ушла, мама?

— Все уходят, Ройстон.

— Я знаю, но…

— И когда они уходят, просто надо их отпустить.

— Но мама…

— Прощай, Ройстон.

— Подожди минутку, мам. Мам?

Я перестал прижиматься лицом к ее груди, когда увидел, что из груди течет кровь. Она лилась между сиськами и исчезала в районе живота, наверное, ее впитывал камень. Потому что теперь это была не мама. Это снова была статуя телки, все выпуклости которой сглажены временем. Я вылез из фонтана и пошел.

Я шел по главной аллее через парк. Где-то на полпути, рядом с большой плакучей ивой, я заметил питьевой фонтанчик. У меня снова начался сушняк, и я решил хлебнуть воды. Но там уже был кто-то. Он встал, вытер рот и прищурился, глядя на меня.

— Здоров, Блэйк, — сказал он.

— Здоров, Клинт.

Мы сели на ближайшую скамейку. В парке Вомадж до хера скамеек, но, кажись, я ни на одной раньше не сидел. А теперь аж на двух за одну ночь. Прикиньте, а.

Клинт предложил мне сигару.

— Пасиб, — сказал я.

Я пошарил по карманам. Я знал, что где-то у меня есть зажигалка, но прежде, чем я ее нашел, Клинт чиркнул спичкой об свой сапог и протянул спичку мне.

— Круто, — сказал я. Клинт был в полном поряде, что и говорить.

— Я тебя ждал, — сказал он, стряхивая пепел со своего пончо.

Сигара было очень даже. Куда круче той, что я пробовал в кабинете у Ника Как-его-там. Вместо того, чтобы сразу затянуться, я немного подвигал ее во рту, а потом все-таки затянулся, медленно и вдумчиво. Это были до хуя новые ощущения, сидеть и перекуривать вместе с Иствудом, а не с теми идиотами, с которыми я перекуривал обычно.

— Знаешь, что? — сказал я. А потом сказал ему то, что только что сказал вам. Про тех идиотов, с которыми я обычно курю.

— Ну, это, конечно, хорошо, Блэйк, — сказал он. — Но тебе не следует использовать такие слова, когда говоришь о тех, кто живет с тобой в одном городе. Ведь этот город состоит из жителей, так ведь? И если ты плохо относишься к ним, значит, ты плохо относишься к городу.

— Ты че-то задумал, Клинт?

— Вообще, да, задумал. Поэтому я здесь.

— Ну я так и думал. Мы тебя тут ваще не так часто видим.

— Блэйк…

— Ну, то есть, по телику-то мы тебя видим. У меня все твои фильмы есть на видаке. Хотя я записал поверх "Повесь их повыше"…

— Заткнись и слушай, — сказал Клинт.

Я так и сделал. Потому что Клинт стреляет круче всех на свете.

— Естественный ход вещей был нарушен, — сказал он, щурясь в клубах дыма. — И нарушил его ты. Святость этого города была уничтожена, и это твоя вина. И поэтому я здесь, чтобы попытаться направить тебя на верный путь. Ты меня слышишь, Блэйк?

— Клинт, могу я тебя кое-че спросить? — Ну?

— У тебя есть фляжка? — А?

— Фляжка. Ну, знаешь, такая маленькая фигня, в которую наливаешь виски. У тебя такая есть? У всех ковбоев есть.

— Нет у меня никакой фляжки, бля. Я тут, между прочим, пытаюсь с тобой о важном поговорить.

— Я знаю, Клинт, знаю. Но раз уж мы тут сидим, тихо-мирно беседуем, курим, и я подумал…

— Мы не тихо мирно беседуем.

— … я подумал, что как раз пришло время дернуть слегонца, понимаешь? У тебя ниче нет?