Сигиец (СИ)

Сигиец дожевал последний кусок, отложил вилку и нож, отодвинул пустую тарелку, залпом запил вином, поднялся из-за стола и молча вышел из гостиной. Бруно проводил его взглядом. Кассан насадил на вилку кусок баранины и принялся разглядывать, уделяя ей все свое внимание.

— Это не он, — убежденно соврал Маэстро. Зачем и почему — сам не понял. Просто почему-то испытал такую потребность.

— Конечно, — усмехнулся сельджаарец и отправил кусок мяса в рот. — Зачем бы ему убивать моего конкурента? Я же его не просил, клянусь Альджаром.

— А если бы просил?

— Тогда, — пожал плечами Кассан, — я бы не стал делать вид, что верю тебе, садик Барун.

Бруно вздрогнул и невольно посмотрел на распахнутую дверь, в которую вышел сигиец.

— Кто же он на самом деле такой? — пробормотал Маэстро, почесывая за ухом.

— Лахди, — сказал Кассан.

Бруно наморщил лоб, пытаясь оживить в памяти кабирские слова, не связанные с указанием дороги и подать во имя человеколюбия.

— Это значит «никто», — великодушно подсказал Кассан, избавляя его от умственного напряжения. — Видимо, по его разумению, это все объясняет, а большего о себе он никогда и не говорил. Отец, наверно, о чем-то догадывался, но не считал нужным делиться догадками с сыновьями. Даже с Ассамом, а уж его-то он держал в курсе всех своих дел и мыслей. Лично я, и не только я, сперва считал, — рассмеялся сельджаарец, — что Ранхар — фарих-хадай.

— Кто?

Кассан обвел глазами гостиную, словно подсказка была где-то совсем рядом, затем задумался, нахмурив брови.

— Ну… — он пощелкал пальцами, — как бы тебе объяснить… Фарих-хадай — это такой… иблис холодных песков. Вернее, прислужник иблисов, когда-то бывший человеком. Говорят, если пережить страшную потерю, отчаяться до предела возможного, возвести за обиды страшную хулу на Альджара, да так, что отвернется даже Он, коварные духи Эджи подкрадываются к такому человеку и обещают забрать боль и все горести. Если человек глуп и слаб и ведется на лживые обещания, прислужники Эджи действительно забирают его страдания. Вместе с душой, — зловеще сверкнул глазами Кассан. — И делают его фарих-хадай — зловещей тенью в человечьем облике, которая уже не живет, но и умереть не может, словно голодный гуль, поджидающий неосторожных путников в пустыне. Только вместо плоти фарих пожирает душу, чтобы заполнить пустоту внутри себя. Он вечно голоден, бродит по холодным пескам в тщетной надежде вернуть то, что у него забрали обманом, но чем больше душ фарих пожрет, тем сильнее становится его голод. А бывает так, что фарих идет на службу духам Эджи и тогда становится джами — проклятым слугой, наделенным силой иблисов, отвергнутым Альджаром нечестивцем, неутомимым охотником, сборщиком падших душ и верным гончим псом, загоняющим жертву, на которую укажут хозяева из Фара-Азлия.

Бруно задумчиво пожевал губами, языком ощупывая дырку между зубов.

— Он не очень-то похож на демона, — заметил Маэстро.

— Конечно! — рассмеялся Кассан. — Какой уважающий себя демон похож на демона? Но не верь всему, что слышишь, садик Барун. Это всего лишь старые сказки Сель-Джаар, откуда я родом. Матери пугают ими непослушных детей еще с тех времен, когда даже пророк Зааб-наби не родился. Моя мать тоже меня пугала.

— Да я… — промямлил Бруно, нервно улыбаясь.

— Просто ты не видел его тогда, когда мы только нашли его. Поверить в то, что он явился из старых сказок об иблисах, было гораздо проще, чем объяснять все его странности. Думаю, ты заметил, что у него их слишком много, чтобы считать его обычным человеком? — усмехнулся Кассан. — Но этот мир гораздо сложнее, чем можно себе представить, и в нем много того, что не укладывается в голове. Самое простое — списывать все, что ты не понимаешь, на духов Эджи и темные силы. Взять хотя бы ваших колдунов. Они владеют страшной силой, но они всего лишь люди. У Ранхара тоже есть похожая сила, хоть он и уверяет, что не колдун. Но он точно не иблис. По крайней мере, не враг Альджара. Когда он впервые проделал все эти свои фокусы с летающими кувшинами, мать вызвала толпу имамов и дервишей, чтобы они изгнали нечистого молитвами. Это было забавное зрелище, потому что выяснилось, что Ранхар знает Китаб лучше их самих и поправляет через слово. Такой аргумент показался всем более чем убедительным. К тому же, Ранхар разрешил одну проблему отца, из-за которой едва не пострадали все мы, хотя никто не просил его об этом. Он вообще никого не спрашивает, если что-то грозит людям, к которым привязывается. Довольно странное поведение для иблиса, голодного до чужих душ, верно?

Бруно почесал за ухом, пытаясь представить себе, как сигиец мог бы разрешить ту проблему, но как бы ни старался, а получались лишь пара трупов и десяток расшвырянных по сторонам людей.

— С тех пор, — продолжил Кассан, вздохнув, — Ранхар стал членом нашей семьи. И мне все равно, кто он. Если честно, я думаю, он и сам толком не знает, кто он такой. Он и имя свое не назвал, скорее всего, потому, что просто не помнит. Но не похоже, что это хоть как-то беспокоит его.