Сигиец (СИ)

Бруно был доволен тем, как проходил день. В карманах звенели честно выклянченные нечестно заработанные нидеры, сам был полон сил и предвкушал заслуженное вечернее безделье. Ему нравилось быть предоставленным самому себе, и в слове «бездельник» он не видел ничего предосудительного. Конечно, настроение несколько омрачала встреча с коллекторами Беделара, собирающими «налог», но с этим ничего не поделаешь. К тому же причитающейся доли Маэстро хватало не только на еду; он умудрялся даже кое-что скапливать «на старость». Правда, если кто-нибудь об этом узнает, ему не поздоровится, поэтому никто и не знал.

Маэстро бодро шагал к любимому притону по кривенькой, узкой, немощеной, пыльной Канатной улочке, когда его внимание привлекла спина высокого человека в черном. Не только одежда, сама манера держаться на фоне прохожих просто кричала о том, что тот нездешний. Бруно не мог пройти мимо приезжих, просто не позволяла совесть. Поэтому Бруно ускорил шаг.

Он просочился между молодой парой, столкнулся с тучной бабой, ловко выхватив из корзинки на сгибе ее локтя свежую булку и сунув себе в карман, и скоро обогнал чужака. Бруно коротко взглянул на него, усмехнулся, сделал еще несколько шагов, а потом и вовсе остановился возле открытой двери, из-за которой несло чем-то кислым и затхлым. Маэстро сделал вид, что хочет войти, но вдруг покачнулся, безнадежно махнул рукой, неловко развернулся и с пьяной улыбкой подступил к чужаку, навязчиво преграждая ему путь.

— Ооооо!.. — протянул он, раскинув руки, словно обрадованный старому знакомому.

Однако за очень короткий срок добродушное «ооо» сменилось сперва удивленным «ооо?», а затем и паническим «ООО!!», едва Бруно встретился с равнодушным взглядом холодных серых глаз и мгновенно вспомнил утреннюю встречу на Рыбном прогоне, которая почему-то совершенно вылетела из головы.

Странный незнакомец, остановившись посреди улицы, безразлично отметил факт существования Маэстро. Но Бруно почему-то не сомневался, что тот его сразу узнал, и в страхе отступил, съеживаясь, словно готовясь защититься от удара. Что именно так напугало, Бруно и сам не понимал, ведь совесть была совершенно чиста, более того, он вроде бы сделал доброе дело, но всякое в жизни бывает, а крайнего так легко найти.

— С утра хромал, — спокойно сказал незнакомец.

Бруно отступил еще на шаг, сильно припав на правую ногу.

— На другую.

Маэстро глуповато улыбнулся. Чужак никак не отреагировал, но Бруно слегка успокоился, поняв, что бить его вряд ли станут, и сделал пометку на будущее двинуть себе по уху. Так по-дурацки проколоться еще не доводилось. Видимо, так вот коварная старость и подбирается. Хотя Маэстро не исполнилось еще и тридцати.

— А ты, сай-иде, искал Хаки… хм… Сукхак-Сшари, — припомнил он.

— Да, — ответил незнакомец.

— Ну и как? Нашел? — участливо поинтересовался Бруно.

— Еще нет.

Маэстро только сейчас понял, что совершенно не слышит акцента в коротких, рубленых фразах, которыми обменивался с ним незнакомец. Это лишь подтвердило подозрение, что фремде отнюдь не кабирец, и что он забыл в Хакирском конце, становилось совершенно непонятно. Но Бруно предпочитал не вмешиваться в дела других. Даже если они решили покончить с собой.

— Ну удачи… — широко улыбнулся он. — А дорогу-то еще помнишь?

— Да.

— Ага, — энергично закивал Бруно, пятясь. — Ну тем более удачи.

Он помахал рукой на прощанье и бодро зашагал прочь, боясь обернуться. Спиной чувствовал пристальный взгляд, которым незнакомец провожал его. И только отойдя на приличное расстояние, позволил себе робко убедиться в том, что чужак уже растворился в жидкой толпе прохожих. Хотя неприятное ощущение слежки еще долго не покидало.

* * *

Анрия была тем городом, в котором можно легко отыскать представителя любой национальности, любого цвета кожи, с любым разрезом глаз, любого вероисповедания и политических убеждений. Так завелось еще с давних времен, когда Анрия была свободным портом, принимающим любого, кто готов жить по негласным правилам. С приходом имперской власти ничего кардинально не переменилось, поэтому Анрия до сих пор продолжала притягивать всех, кто не сумел прижиться там, где родился. Или приехал, чтобы сколотить себе состояние.

Это не значило, что все эти люди уживались вместе, позабыв о многовековой вражде. Наоборот Анрия представляла собой Ландрию в миниатюре, где ваарианне ненавидели бисульцистов, саабинны резали и тех, и других, милалианцы ненавидели тьердемондцев, альбарцы — сельджаарцев, мушерады — гутунийцев, менншины устраивали мордобой со сверами и поморами, а когда надоедало, все вместе дружно громили гедские лавки.