Сигнал надежды

— Из Первой городской больницы. По поводу диспансерного осмотра.

Дверь открылась, и в хозяйке дома Таня сразу узнала ту девушку, которая ранней осенью спустила на верёвочке свёрток из окна хирургического отделения. Тот, кто когда-то за обе щеки трескал бутерброд с больничными тефтелями, держал на поводке хорошо ухоженную собаку. Всё вокруг соответствовало входной двери. Отличные, со вкусом подобранные и аккуратно приклеенные обои, великолепно отциклёванный и покрытый лаком пол.

— Зинаида Петровна?

— Да.

— Вам столько открыток послали, а вы ни разу не откликнулись. После такого заболевания надо обязательно некоторое время показываться Николаю Александровичу.

— Он меня, спасибо ему сердечное, окончательно вылечил.

— Доктору лучше знать, Зинаида Петровна. Раз вызывает — надо.

Собака заскулила.

Забывший про больничные тефтели, слегка располневший парень погладил её успокаивающе и рявкнул жене:

— Значит, ты с Гулькой выходить отказываешься?

— У меня стирка, Феденька, — виновато ответила жена. — Я же вся распарилась.

— А это что? — Феденька ткнул пальцем в аккуратный листок, висевший на стене. Чертёжным шрифтом на листке было изображено какое-то расписание.

Таня прочитала заголовок: «Прогулки с Гулькой». Под ним два имени — «Федя» и «Зина». Против каждого имени — число. Миновавшие дни месяца отмечались галочкой.

— Мне не трудно, — продолжал Феденька. — Но ты пойми. Так мы в жизни ничего не добьёмся, если железно не соблюдать.

— А чего вы хотите добиться? — спросила Таня.

— Чего все добиваются, — ответил располневший парень. — Мы с Зиной знаете сколько по общежитиям намаялись! Вспомнить страшно. Всё на людях, всё на людях. А теперь у нас дом! И ещё не то будет!

— Когда маялись, ты меня любил, — всхлипнула Зинаида Петровна.

— И сейчас люблю! — опять рявкнул Федя.

— Тогда ты на меня так не орал, — хныкала Зина. — А когда минутка не на людях была — счастье невозможное, вспоминаю — плáчу!

— Ладно, Зин! Неудобно всё-таки при посторонних… Вы из диспансерного отделения? — спросил Федя Таню.

— Нет. Я операционная сестра. А вашу карточку взяла специально.

— Почему?

— Захотелось на вас посмотреть.

— За что удостоились?.. Не скули, Гуленька. Сейчас, сейчас я тебя выведу, раз наша мамка нас не жалеет.

— Удостоились потому, что я видела, как ваша жена из окна хирургического корпуса на верёвочке маленький такой свёрточек опускала, — сказала Таня.

Стало очень тихо. Только Гулька слегка поскуливала.

— Вы продолжаете работать на строительстве? — спросила Таня кое-что припомнившего Федю.

— Нет, я в ремонтконторе. Наряды оформляю, подбираю ремонтные бригады. Квартиру получили, теперь пожить хочется. Насладиться плодами своих рук.

— Обои кто клеил? — спросила Таня, поглаживая ладонью по стене.

— Зинуля! — впервые ласковым голосом ответил Федя. — Разве бы мы пустили кого постороннего? Я сам линолеум отодрал и паркет положил. Циклевал сам. А в ванную загляните! Как плитки уложены! Кто, кроме меня, во всём городе так сумеет?

— Никто, — согласилась Таня. — Значит, теперь наслаждаетесь?

— Угу, — после паузы мрачно ответил Федя.

— Вижу! — вздохнула Таня.

— А что, разве мы плохо живём, Зин? Всё у нас есть…

Зина заплакала.

— Правильно, — сказала Таня, — только зря талант губите. Такие мастера редкость. Ишь как обои приклеены! Это же суметь надо. Зачем только кирпичи было таскать. Не женское дело…

— Тогда казалось — всё нипочём, — объяснила Зина.

— Зинуля, — сказал Федя, — я пойду с Гулей. А то ей надо.

— Иди, Феденька!

— До свидания! — попрощался с Таней бывший строитель и вышел с рванувшейся на поводке собакой.

— Вот и сидим мы здесь по разным углам! — уныло призналась Зина. — Он всё: «Стремиться надо, стремиться», а к чему, непонятно.

— Так вы зайдёте к Николаю Александровичу?

Таня собралась уходить.

— Ну зайду, а что он мне скажет? На что мне здоровье, если любовь не вернёшь?

— Первое, что он вам скажет: «Рожайте, голубушка, у вас все условия», — ответила Таня.

— Рожать? Когда наконец-то пожить можно в своё удовольствие?

— Рожают, Зинаида Петровна, в своё удовольствие. И обои клеют вот так, как эти, то же самое.

— А у самой-то дитё есть? — доверительно спросила девушку Зинаида Петровна.

— Будет, — ответила Таня. — За меня не беспокойтесь.

В том же осеннем пальто, но уже не в троллейбусе, а в огромном автобусе с табличкой «Заказной» ехала Таня по улицам Москвы. Рядом с ней сидела Светка. Куда же её денешь?

— А это Выставка достижений народного хозяйства, — прохрипел динамик. — Перед вами знаменитая скульптура Мухиной.

— Точь-в-точь, — подтвердила Светка, сидевшая с путеводителем в руках. — Видишь, я же не спорю. Что верно, то верно.

Автобус подъехал к подъезду одной из гостиниц, каких много в районе ВДНХ.

— Обедаем, отдыхаем, а ровно в шесть сбор у автобуса. Предупреждаю — ждать никого не будем. Начало концерта ровно в семь тридцать… Фестивальные значки все получили?

— Все! — ответил нестройный хор пассажиров.

— У меня их три, — похвастала Светка. — И показала сестре три бронзовые бляхи с надписью «Фестиваль песни». Медицинская эмблема на них ухитрилась слиться со скрипичным ключом.