Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения

Трам-та-ра-рам! Какую ахинею
Ты создал за шесть дней, наш всемогущий Бог!
Ты что же, ничего умнее
Не мог?

Забитые, как сельди в бочку,

Кусаем землю, глядя в твердь.
Людей тошнит. Скоты глодают жвачку,
И сходства… и собачья смерть.

Нас утешают раем или адом,

И это всё, что нам дано.
Но рай и ад почти что рядом.
Весьма похоже. Всё одно.

Здесь пыль, жара и ротные ученья.

Как тошно духу моему!
Там долгие мученья и моленья,
А, собственно, за что и почему?

Ну хорошо, здесь можно застрелиться

И, предположим, избежать.
Но там как будто это будет длиться,
И надо жить, и надо ждать.

Бессмертие! Подумайте, вот шутка,

Вот анекдот!
Восхвалим, что хоть здесь всё шатко,
Что всё пройдёт.

Итак, друзья, воскликнем в заключенье:

Да, дело дрянь, всё клин, куда ни кинь.
Всё суета. Души томленье.
Хреновина с морковиной. Аминь!

17 августа 1912

28 апреля 1946

352. «Живи, кто умереть не может…»

Живи, кто умереть не может,
Но не хоти и не люби.
Божественных штанов не тереби,
Не стоит. Не поможет.
Он высоко, в штанах.
Ни лаской, ни щелчком
Он не откликнется на жалобы и вопли.
Мы так недолги. Нас такие толпы
Запущены волчком.
Нас просто не найти. Обрывки киноленты.
И будет голый труп земной
Вертеть над вечною зимой
Затейливые монументы.
Какому новому и чуждому уму,
Кому они расскажут? – Никому.

13 января 1928, Ленинград

Апрель 1946

От составителя

Имя автора этой книги Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985) если и известно читателю, то, скорее всего, не в поэтическом контексте: художник, график, ученик Павла Филонова и член группы МАИ («Мастера аналитического искусства»), художник-постановщик «Ленфильма», после войны – главный художник киностудии «Казахфильм», преподаватель истории искусств различных алма-атинских вузов, заслуженный деятель искусств Казахской ССР… Что ж, еще один «пишущий художник»? Конечно, многие мастера кисти – особенно в XX веке – брали в руки перо, и небезуспешно. Нам известна проза К. Петрова-Водкина и Ю. Анненкова, стихотворения М. Шагала и В. Кандинского; поэзия русского исторического авангарда по большей части принадлежала руке профессиональных художников (В. Маяковский, А. Крученых, Е. Гуро и др.). Однако случай Павла Зальцмана представляется несколько иным – не останавливаясь на отдельных стихотворениях, попробуем охватить общий план его поэтического мира и обозначить ряд моментов, характерных для его поэтики.

Впечатление благополучной «официальной» карьеры советского художника, которое может сложиться от краткой биографической справки выше, конечно, обманчиво. Родившись 2 января 1912 года в Кишиневе в семье офицера русской армии Якова Яковлевича Зальцмана и его жены, Марии Николаевны Орнштейн, Павел Зальцман унаследовал немецкие и еврейские корни, в значительной мере сформировавшие как его характер, так и творческую личность. Любовь к немецкой культуре (и буквально физиологическую ненависть к фашизму) Зальцман пронесет через всю жизнь; так, в настоящем собрании представлены его фантазии по мотивам Гёте, Уланда, Шторма, немецких легенд и сказаний, его перу принадлежит также перевод «Кетхен из Гейльбронна» Г. фон Клейста. Проведя годы Гражданской войны в Одессе и еврейских местечках Молдавии, Зальцман сохранит обостренное чувство изгнанничества и противостояния физическому насилию и ксенофобии всех родов. Кажется, что брутальная эстетика Зальцмана рождается как ответ на зверства эпохи, будь они вызваны историческими, социальными, культурными или национальными причинами. Чего стоит одно «проговаривание» лирического героя в стихотворении 1966 г. «Еще о музыке»: «Стань ты, смерть, как дудочка на колечко, / Пожалей нас, мальчиков, пожалей, / А что сами мы бьем, это, человечков, / Так мы бьем каких-нибудь жидарей» (№ 221).