Сияющая пустота. Интерпретация "Тибетской книги мертвых"

Сияние, воспринимаемое во время медитации, именуется «путём сияния», «подобием сияния» или «детским сиянием». Истинное же сияние нашей пробужденной природы именуется «основополагающим сиянием» или «материнским сиянием». Оно восходит перед нами в момент смерти, и если удастся его распознать, то мать и дитя встретятся и сольются воедино в освобождении.

Термин, который мы переводим как «сияние», нередко передают словосочетанием «ясный свет». Это — буквальный перевод не столько санскритского, сколько тибетского его варианта. Трунгпа Ринпоче недолюбливал это сочетание, но, поскольку оно очень распространено, иногда использовал его в беседах, которые стали основой его книг. По его мнению, оно слишком тесно ассоциируется с такими образами, как «свет в конце туннеля», описанный в околосмертных переживаниях, а также с обычным, зримым светом, — тогда как в действительности здесь имеется в виду очень тонкое и возвышенное понятие, которое лучше переводить как «сияние».

« Сияние» и « ясность» — это различные термины, но переводчики на английский язык нередко передают их одним и тем же словосочетанием: выражением «ясный свет» заменяются и «сияние», и «ясность». [107]Несомненно, они очень близки: ясность — освещающая сила сознания — здесь не только чиста и прозрачна, но также светла и сияюща. В переводе «Тибетской книги мёртвых» мы с Трунгпой Ринпоче использовали только эквивалент «сияние», но при внимательном изучении текста оказывается, что различие между двумя этими терминами всё же есть. Поэтому я сочла правильным учесть его и в переработанных фрагментах перевода, которые будут приведены в части II.

В «Освобождении посредством слушания» сияние постоянно присутствует на заднем плане как своего рода фон, на котором являются видения мирных и гневных божеств. В сущности, сияние — средоточие всякого опыта бардо. По словам Трунгпы Ринпоче, оно «проявляется в виде всевозможных едва уловимых пауз» во всех шести мирах существования. [108]Сияние страшит, потому что в нём не за что ухватиться: «Ясный свет — это чувство пустынности абсолютно открытого пространства». [109]Но если мы сможем войти в него и слиться с нём, то утратим всякое различение воспринимающего и воспринимаемого: «Прекратив восприниматься как некий опыт, ясный свет сам становится пространством». [110]

Пространство — ещё одно из важнейших понятий. Здесь имеется в виду не обычное физическое пространство, а пространство сознания. Трунгпа Ринпоче сказал однажды, что пространство — это буддийский аналог Бога. В своём комментарии к «Тибетской книге мёртвых» он писал, что этот трактат представляет собой «Книгу Пространства». Пространство не отличается от сознания, а лишь открывает иную точку зрения на него: это окружающая среда сознания, неразрывно связанная с ним. В отличие от понятий универсального или космического сознания, которые легко могут быть истолкованы как теистические принципы, образ обширного, безграничного, открытого пространства никоим образом не может олицетворяться или обожествляться. Пространству невозможно молиться; его невозможно ни умилостивить, ни разгневать; верить в него невозможно, но и не верить — тоже невозможно. Оно просто существует как первозданное основание всего сущего. Поскольку оно абсолютно открыто и бесконечно, на нём невозможно фиксироваться. Это полное отсутствие концептуальных идей, измышлений и усилий — и есть особое качество системы дзогчен и атийоги. Префикс атиозначает «крайний», «трансцендентный», «запредельный». Как бы далеко мы ни зашли, до конца пространства нам не добраться никогда.

Рассуждая о пространстве, Трунгпа Ринпоче объединял в этом понятии несколько идей, обозначающихся как в санскрите, так и в тибетском языке различными словами. Во-первых, это акаша(тиб. nam mkha') — Пятый великий элемент, а также «небо». Как говорилось в главе 5, даже в самом внешнем своём проявлении пространство стоит особняком по отношению к остальным четырём элементам. Это неощутимый и самый тонкий из элементов, поддерживающий и вмещающий в себя все остальные. В некоторых ранних философских школах буддизма пространство определялось как совершенно чистая, необусловленная дхарма и приравнивалось к нирване. В такой трактовке пространство выходит за пределы материальных элементов, не имеет измерений и лежит вне обыденных представлений о пространстве и времени.

Именно в таком смысле пространство нередко упоминается в «Гухьясамаджа-тантре». В одном из эпизодов верховный будда Ваджрасаттва открывает всем буддам и бодхисаттвам, что все явления (дхармы) подобны сновидению, но кажутся реальными из-за «ваджра-иллюзии» и существуют в «ваджра-пространстве». Эпитет «ваджра» указывает на чистую, сверкающую и неразрушимую природу пробужденного состояния. Будды и бодхисаттвы, потрясённые этим откровением, восклицают: