Сияющее Эльдорадо

Во дворе одного из небольших домов в Менинди мне бросилось в глаза яркое алое пятно. Это оказался горошек Стерта (Clianthus formosus), который, как мне сказали, после дождей расцветает и покрывает пустыню кроваво-красным ковром. Его назвали по имени путешественника Чарльза Стерта, который был первым из белых, прошедшим вдоль русла реки Дарлинг. Цветок окрашен в драматические цвета: черная как смоль сердцевина в окружении алых лепестков. Аборигены сравнивают его с черноволосой головкой девушки, украшенной красными перьями попугайчиков, которые ей подарил любимый. Легенда говорит, что юноша ушел на охоту и не вернулся, а девушка с горя умерла, и на том месте, где они простились, расцвел яркий цветок.

Именно Чарльз Стерт привез на берега Дарлинга овец, чтобы кормить своих людей. К всеобщему удивлению, овцы прижились и хорошо размножались, питаясь солончаковой растительностью, что вызвало спрос на аренду земельных участков. Начиная с 1850 г. земля сдавалась в аренду большими участками и на длительный срок. Вниз по Дарлингу в Аделаиду повезли шерсть либо на верблюдах (они использовались здесь вплоть до 1920 г.), либо на колесных пароходах. Затем в 1862 г. на западе Нового Южного Уэльса землю стали предлагать всем желающим, которые могли приобрести участок в триста сорок акров, внеся небольшой аванс. Таким образом все большие участки были раздроблены. Вслед за этим последовала экономическая катастрофа; на участке в триста сорок акров можно было содержать не более пятнадцати овец. В настоящее время уже доказано, что минимальным количеством овец, дающим экономический эффект, является стадо в пять тысяч голов. Чтобы их содержать, необходима территория по крайней мере в сто тысяч акров, да и это будет совсем небольшое хозяйство.

Полузасушливый пояс Нового Южного Уэльса, расположенный между влажным побережьем и засушливой центральной частью континента, усеян городами-призраками. Один из них находится в четырнадцати милях от Брокен-Хилла. Там в 1882 г. было обнаружено серебро, и в течение трех лет город с населением в три тысячи человек процветал. Появились шахты, названные «Моряк Джо», «Шантеклер», «Курица и цыплята». Молодой ирландец Хэрри Мини, который сколотил состояние на шахте «Мечта», на свою свадьбу поехал в повозке, запряженной четверкой серых лошадей с колокольчиками на дугах. Он устроил завтрак в гостинице Невада, который длился день и всю ночь, было выпито двадцать ящиков шампанского.

Однако бум был столь же ошеломительным, сколь кратковременным. В течение последующих десяти лет шахты закрылись, и город опустел. Здание суда превратилось в общежитие для молодежи, где я встретила группу молодых людей, занимающихся на курсах по организации и управлению производством. Курс им читал священник методистской церкви. Полуразрушенный, заброшенный Силвертон изнывал от испепеляющего зноя; жара стояла такая нестерпимая, что жгло ноги. Трое или четверо аборигенов-метисов сидели на корточках на веранде пивного бара, а вокруг в пыли бродили козлы в поисках какой-нибудь случайной веточки.

Раньше в Силвертоне было тринадцать пивных баров и пивоварня, приносившая большой доход. Теперь в городе осталась лишь одна небольшая пивная, несколько магазинчиков и полдюжины ужасающе грязных домов, где живут аборигены-метисы.

Пивную содержит чета итальянцев, которые копят деньги, чтобы открыть свое дело, возможно, в Аделаиде или Мельбурне.

— Сюда приезжают из Брокен-Хилла на уик-энд, — сказали они мне.

Сначала я удивилась, зачем люди сюда едут. Ответ на этот вопрос стал мне отчасти понятен, когда юная аборигенка зашла в пивную купить бутылку вина. Стройная, с гладкой кожей и крепкой грудью, она с каким-то шиком прошла мимо, унося бутыль с вином.

— В двадцать лет они уже не те, — сказал итальянец, рисуя в воздухе очертания расплывшейся женской фигуры. — Рожают детей.

Обычной платой девушке за ее услуги в течение уикэнда является бутылка австралийского брэнди.

Среди лачуг из кусков ржавого гофрированного железа и рваной мешковины мы обнаружили и древнего старика-аборигена со сморщенным, высохшим, цвета пергамента лицом, воспаленными глазами и большими белыми усами. Он сидел в пыли, среди кучи ржавого искореженного и поломанного хлама, прислонившись к пустой канистре из-под бензина, и курил старую трубку. Говорил он медленно, но на чистом английском языке:

— Вчера выпил, чувствую себя прескверно.

В лачуге, раскинувшись на грязной кровати, отсыпалась его внучка.

Старик был когда-то гуртовщиком и гнал стада от Квинсленда до Южной Австралии. Он вспоминал, как они переправляли обычно скот через реку Дарлинг. Родился старик недалеко от Куперс-Крика. Всю свою жизнь провел в седле.

Даже здесь, посреди всей этой грязи, он держался с достоинством.