— В общем, мой милый сосуд, ключ позволит тебе сохранить жизнь и вернет после сожжения твой изначальный облик, — сказал незнакомец и еле слышно добавил: — За исключением некоторых дефектов, которые ты уже успел лицезреть. Надеюсь, ты к ним быстро привыкнешь, а нам уже пора. Долго задерживать время я не имею право. Если быть честным, то оно вообще не в моей юрисдикции.
— Постой, — нахмурившись сказал Дей, пристально посмотрев на незнакомца. — Я слышу в твоих словах недосказанность. Если ты отдал мне ключ после первого сожжения, то повторное сожжение не имеет смысла.
— Умный, значит, да? — с нескрываемым разочарованием выдохнул мужчина. — Ты прав. Я бы мог тебя вернуть обратно в дом, но не буду.
Незнакомец приблизился вплотную к Дею и склонился над ним.
— Ты разозлил меня, а я не люблю злиться, — прошептал мужчина на ухо и отстранился.
Дей открыл было рот, чтобы сказать что-то, но его ослепила яркая вспышка света. Толпа снова загудела и к ногам Дея с глухим стуком упал камень.
— Достаточно, — донесся громогласный голос Джодока. — Ведите его.
Стражники подбежали к парню и подхватив за руки, повели к месту сожжения. Дей попытался вырваться, но не смог. Он кинул взгляд на Ноа, который был все еще растерян и не понимал происходящего. Вскоре тело Дея обвила тугая бечевка. Ноа дернулся вперед, но не успел сделать и пары шагов, как был прижат к земле копьями стражников. Толпа загудела, ожидая, когда палач подожжет сухостой у ног парня. Шум нарастал и вот, в руках человека в черной маске вспыхнул огонь.
— Ничего, никогда не проси. Не склоняй голову перед лжецами. Никому не говори кто ты, ведь ты — воплощение греха, — прошептал Дей, закрыв глаза, в ожидании голодного пламени.
***
— Ничего, никогда не проси. Не склоняй голову перед лжецами. Никому не говори кто ты, ведь ты — воплощение греха.
Женщина крепко обняла мальчика за хрупкие плечи. На раскрасневшихся от бессонницы, глазах наворачивались слезы.
— Мама, ты будто прощаешься со мной.
Истощенное голодом и временем тело женщины вздрогнуло. Она поднялась и устало улыбнулась мальчику, проведя холодной ладонью по его волнистым огненным волосам.
— Ты такой умный, чудесный, — покачав головой прошептала женщина. — Но в этом мире тебе не рады. Ты мой самый любимый человек, но ты же и мой самый большой грех. Прости меня, Дей.
Слова о том, что он — грех во плоти, мальчик слышал не впервые.
Вытерев тыльной стороной ладони слезы, женщина окинула взглядом своего сына и вышла из комнаты. Дей некоторое время молча сидел на кровати, боясь даже шелохнуться. Поведение матери его пугало. Он часто чувствовал ее боль. Будто рядом с ним Эмилии не хватало воздуха и она начинала задыхаться. Дей старался быть послушным. Он никогда не капризничал, ничего не просил и всегда помогал по дому. Несмотря на свой юный возраст, он пытался нести ответственность и сделать все, чтобы хоть чуточку облегчить жизнь своей матери. Но все было тщетно. Дей знал, что она не испытывает к нему ненависти, но и безграничной любви он не чувствовал. Только боль и отчаяние сопровождали женщину больше похожую на иссохшую тень, нежели на живого человека. Иногда Дей думал о том, что если бы он не родился его мать была бы счастлива.
— Мама? — наконец собравшись пролепетал мальчик и поднялся с кровати.
В доме было тихо. Обычно, уложив Дея спать, женщина начинала готовить завтрак из тех продуктов, которые удалось вырастить на почти мертвой земле. Но в этот раз, мальчик не слышал ни звона посуды, ни стук ножа по дереву. В сердце кольнуло, а на душе становилось неспокойно.
Осторожно ступая по старым половицам, мальчик вышел из комнаты и застыл в дверном проеме. На лбу проступила испарина. Тело пробила мелкая дрожь, а в горле застрял истошный крик, что не мог вырваться на свободу.
— Мама, — позвал тихо Дей, но мать не могла ему ничего ответить.
Хрупкое тело, словно тряпичная кукла, раскачивалось из стороны в сторону, а в стеклянных глазах отражался замерший от ужаса сын.
— Мама, — прошептал мальчик. — Мамочка.
Дей кинулся к ногам Эмилии и крепко их обнял. Чувство беспомощности и отчаяния снедало его. Мальчик не боялся смерти и видел раньше умерших, от голода и от болезней, но даже в страшном сне не мог представить нечто подобное. Каждый день, как только мать укладывала его, он спускался с кровати и стоя на коленях, молился о ее здоровье. Он всем сердцем верил в то, что на небесах, кто-то его слышит и сможет помочь.
— Прости меня, мамочка. Прости за то, что я грешен от рождения. Прости, — повторял мальчик, словно в бреду.
Ночь медленно сменялась днем. Первые лучи восходящего солнца пробивались через сетку разбитого стекла, озаряя светом комнату. Ветхий дом завывал от порывов ветра, поскрипывая старыми балками, будто вместе с Деем оплакивая утрату.
— Мальчик, — позвал Дея чей-то тихий голос.
Дей вздрогнул и обернулся на звук. В дверном проеме стоял высокий мужчина, облаченный в длинный плащ с капюшоном. Он протягивал мальчику руку и мягко улыбался.
— Моя мама…