Сияющий вакуум

Два первых выстрела грянули одновременно, они будто слились. Третий и четвертый выстрелы прозвучали уже по отдельности под аккомпанемент лопнувших хрустальных бокалов и женский визг.

Стрелки прятались за гобеленами в конце зала, охрана мгновенно изрешетила их. Но это не помогло, потому что был еще один, третий стрелок. Он прятался в противоположном здании, далеко за окном.

Все продолжалось только долю секунды. Филипп Костелюк увидел прямо перед собой посеченное осколками лицо своей жены, ее страшную гримасу. Милада вскрикнула. Она рванулась вперед и. прикрыла мужа своим телом. Первая пуля зацепила плечо Филиппа и разнесла голову мэра, вторая раздробила бокал в руке Милады. А третья и четвертая вошли точно в грудь этой безумно красивой женщины.

— Всем лечь на пол! — крикнул кто-то из охранников, и над головами собравшихся прошла автоматная очередь.

Перепачкавшийся в крови Филипп, стоя на четвереньках, тыкался как слепой щенок между чужими коленями и локтями. Он шарил ладонями вокруг себя, пытаясь найти ЛИВ. И когда пальцы наткнулись на прибор, это показалось ему настоящим чудом. Только Ахан мог сотворить такое в подобную минуту.

Присев на пластиковом ковре, Филипп Костелюк отлепил от прибора чешуйку черепа предыдущего владельца, вытер еще теплый ЛИВ о собственный костюм, после чего сунул его себе в ухо. Надавил большим пальцем, продавливая внутрь головы, и тут же потерял сознание от боли.

ЗОЛОТОЙ ВЕНЕЦ ВЛАСТИ

Голубая чаша, полная звезд, чем-то напомнила потолок в столовой на «Малом бакене», но достаточно было чуть повернуть голову, и сходство пропало. Филипп Костелюк лежал на длинном столе, а вокруг были совершенно белые, похожие на стены в гостинице «Арис», чистые стены. Воздух очень свежий. Комната наполнена озоном. Играла тихая музыка. Он лежал на спине и был укутан с ног до головы в белую тонкую простыню.

Слева пронзительно скрипнуло инвалидное кресло, зашуршали колеса, и голос коротышки спросил:

— Как вы себя чувствуете, Филипп Аристархович? Готовы ли вы к принятию на себя великой миссии — управления всем человечеством?

— Это что, реанимация? — присаживаясь на столе и глядя на Жана, спросил Филипп.

— Нет, это суперсуггестер, — сказал коротышка с гордостью. — Последнее достижение седьмого тысячелетия. У нас на исходе пятого тысячелетия есть только один подобный аппарат. Комната, позволяющая воспроизвести любую часть человеческого тела, в том, конечно, случае, если эта часть была утрачена. Комната, позволяющая в случае крайней необходимости…

Но Филипп, не дал ему докончить фразу.

— Она умерла? — спросил он, соскакивая со стола. — Милада? Моя жена? Она умерла?

Пол был металлическим, ледяным. Стоять на таком полу оказалось больно, и Филипп был вынужден вернуться обратно на стол.

— Она умерла. — Рыжий парик коротышки в знак согласия качнулся сперва вниз, а потом вверх. — Но какое это имеет значение, она же не была инвалидом? Она была второй вашей женой, а у нее не было даже элементарного радикулита. Эта женщина была проституткой, но у нее не было даже элементарной чахотки. Поверьте мне, тут совершенно не о чем сожалеть.

— Хорошо, — сказал Филипп и посмотрел в глаза Жана. — Вы меня вылечили. ЛИБ у меня там. — Он постучал пальцем себе в висок. — Голова не болит. Что дальше?

— Дальше, — повторил Жан.

Вместе со своим креслом он подался назад. Стена разошлась, и в комнату вошел другой представитель пятого тысячелетия. Он был в белом лохматом парике, в голубой накидке, больших голубых туфлях. В руках он держал знакомый серебряный портфель.

— Что, прямо сейчас? — испугался Филипп.

— Прямо сейчас.

Коротышка в белом парике щелкнул замочками портфеля, и на бархатной подушечке засверкал золотой венец.

С трудом осознавая всю торжественность минуты, Филипп Костелюк потерял дар речи. Он хотел сказать что-нибудь незначительное, веселое, как-нибудь пошутить, улыбнуться, в конце концов, и не мог. Венец, похожий на тонкие сплетения колючей проволоки, просто заворожил его.

— Сейчас! — сказал коротышка и вынул из портфеля венец. Его черные маленькие глазки уперлись в Филиппа. — Будьте так любезны, опустите голову, иначе мне не дотянуться! Я должен возложить на вас этот венец!

— И только? Я не должен принести клятву? — спросил Филипп. — Неужели не будет никакой торжественной церемонии? Не будет никаких выборов? Неужели я даже нигде не должен поставить свою подпись или хотя бы отпечаток пальца? Неужели вот так просто?

— Никаких подписей. По-моему, все и так достаточно торжественно, — буркнул коротышка, протягивая к нему свои тоненькие голые ручки с венцом. — Пожалуйста, Филипп Аристархович, наклоните голову. Вы видите, я не достаю.

То, что перед ним женщина, Филипп сообразил лишь в ту минуту, когда острые зубья золотого венца уже легли на его голову. По лицу побежали струйки крови, но было совершенно не больно.

— Как вас зовут? — спросил он, вглядываясь, в это сморщенное, но чем-то симпатичное личико,

— Зачем это вам знать? — спросила маленькая женщина и вдруг отвернулась.