Сияние

— Сперва ты пытался переехать меня, когда я катался на велосипеде, потом перевел вперед таймер, а потом пытался насмерть заколоть меня, но я все равно не заикаюсь. — Джордж шел к нему, вытянув руки со слегка скрюченными пальцами. От него пахло сыростью и плесенью, как от прелых листьев.

— Ради твоей же пользы, — выговорил Джек, пятясь. — Я перевел его вперед для твоей же пользы. Более того, я случайно знаю, что ты смошенничал с итоговым сочинением.

— Я не мошенник… и не заика.

Руки Джорджа коснулись его шеи.

Джек развернулся и кинулся бежать, но вместо этого, словно сделавшись невесомым, медленно поплыл, как частенько бывает во сне.

— Нет, ты мошенник! — в страхе и ярости выкрикнул он, минуя неосвещенную спальню-гостиную. — Я докажу!

Руки Джорджа снова оказались на его шее. Страх заполнял сердце Джека, и ему показалось, что сейчас оно лопнет. А потом наконец его рука ухватила дверную ручку, та повернулась, и Джек распахнул дверь настежь. Он вынырнул из комнаты, но не в коридор третьего этажа, а в подвал позади арки. Горела затянутая паутиной лампочка. Под ней стоял его складной стул — застывшая геометрическая форма. Вокруг, куда ни глянь, громоздились миниатюрные горные хребты из коробок и ящиков, перевязанных пачек накладных и Бог знает чего еще. Джека пронизало облегчение.

— Я найду его! — услышал он собственный крик. Он схватил отсыревшую, заплесневелую картонную коробку, та развалилась у него в руках, выплеснув водопад желтых тоненьких листков. — Оно где-то здесь! Я найду его! — Погрузив руки в глубь бумаг, он одной вытащил высохшее, словно бумажное, осиное гнездо, а другой — таймер. Таймер тикал. От его задней стенки тянулся длинный провод, к другому концу которого был прикреплен заряд динамита. — Вот! — взвизгнул Джек. — Вот, получи!

Облегчение превратилось в полное торжество. Он не просто убежал от Джорджа — он победил. Пока у него в руках такие талисманы, Джордж никогда не тронет его снова! Джордж в ужасе обратится в бегство.

Он начал оборачиваться, чтоб можно было встретить преследователя лицом к лицу, — и тут-то на шее Джека сомкнулись руки Джорджа. Пальцы стиснули горло, перекрыли кислород. Он в последний раз судорожно втянул воздух, широко разевая рот, и перестал дышать.

— Я не заика, — донесся из-за спины шепот Джорджа.

Джек выронил осиное гнездо, и оттуда яростной желто-коричневой волной хлынули осы. Легкие горели. Перед глазами все колыхалось, но взгляд Джека упал на таймер, и чувство торжества вернулось, а с ним — вздымающийся вал праведного гнева. Вместо того чтобы соединять таймер с динамитом, провод тянулся к золотому набалдашнику массивной черной трости, вроде той, которую завел себе отец Джека, попав в аварию с молоковозом.

Джек ухватил ее, и провод отделился. Руки ощутили тяжесть трости — здесь она казалась на своем месте. Он широко размахнулся. На обратном пути трость зацепила провод, с которого свисала лампочка, и та закачалась из стороны в сторону, отчего тени, окутывающие комнату, пустились отплясывать на полу и стенах какой-то чудовищный танец. Опускаясь, палка ударила обо что-то очень твердое. Джордж завизжал. Пальцы, сжимавшие горло Джека, ослабли.

Вырвавшись на свободу из рук Джорджа, Джек быстро обернулся. Джордж стоял на коленях, пригнув голову, обеими руками закрывая макушку. Из-под пальцев проступала кровь.

— Пожалуйста, — робко прошептал Джордж, — отпустите меня, мистер Торранс.

— Сейчас ты свое получишь, — прорычал Джек. — Клянусь Богом. Щенок. Никчемная шавка. Сейчас, клянусь Богом. До капли. До последней поганой капли!

Над головой покачивалась лампочка, плясали тени. Джек замахивался вновь и вновь, нанося удар за ударом, поднимая и опуская руку, как робот. Окровавленные пальцы Джорджа, защищавшие голову, соскользнули, но Джек все опускал и опускал трость — на шею, на плечи, на спину с руками. Вот только трость перестала быть тростью и превратилась в молоток с яркой полосатой ручкой. В молоток, у которого одна сторона помягче, а другая — потверже. Рабочий конец был выпачкан кровью, на него налипли волосы. Потом монотонные, размеренные шлепки, с которыми молоток врезался в тело, сменились гулким стуком, раскаты которого эхом гуляли по подвалу. Да и голос самого Джека стал таким же — гулким, бестелесным. Но одновременно, как это ни парадоксально, он зазвучал слабее, невнятно, обиженно… будто Джек был пьян.

Коленопреклоненная фигура медленно, умоляюще подняла лицо. Собственно, лица уже не было — лишь кровавая маска, из которой выглядывали глаза. Размахнувшись для последнего свистящего удара, Джек что есть силы разогнал молоток и только потом заметил, что полное мольбы лицо у его ног принадлежит не Джорджу, а Дэнни. Это было лицо его сына.

— Папочка…

И тут молоток врезался в мишень, он ударил Дэнни прямо между глаз, закрывая их навсегда. Джеку почудилось, будто где-то кто-то расхохотался…

(Нет!)