Сияние

Потом Джек, чье уединение нарушали лишь отдаленное пощелкивание и лепет устанавливающейся связи, извлек из коробочки зеленый флакон с экседрином, отвинтил белый колпачок и бросил на пол оказавшийся под крышкой комочек ваты. Зажав трубку между ухом и плечом, он вытряс три белые таблетки и разложил на полочке рядом с оставшейся мелочью. Снова завинтив флакон, Джек сунул его в карман. Трубку на другом конце провода сняли после первого же гудка.

— Курорт «Серф-Сэнд», чем можем помочь? — спросил веселый женский голос.

— Я хотел бы поговорить с управляющим… пожалуйста.

— Вы имеете в виду мистера Трента или…

— Я говорю о мистере Уллмане.

— По-моему, мистер Уллман занят, но, если хотите, я посмотрю…

— Хочу. Скажите ему, что звонит Джек Торранс из Колорадо.

— Минутку, пожалуйста.

Она не повесила трубку.

На Джека вновь нахлынула волна отвращения к этому дешевому хрену, задаваке Уллману. Взяв с полочки таблетку экседрина, он оглядел ее со всех сторон, а потом сунул в рот и медленно, с удовольствием, стал жевать. Вкус вернул воспоминания, от удовольствия, мешающегося с горечью, в рот брызнула слюна. Вкус горький, сушащий, но непреодолимо подчиняющий себе. Скривившись, Джек глотнул. Привычка жевать аспирин появилась у него в те дни, когда он пил; бросив пить, он начисто позабыл ее. Но когда голова просто раскалывается — с похмелья или как у него сейчас, — кажется, если разжуешь таблетки, они подействуют быстрее. Он где-то вычитал, что разжевывание аспирина может превратиться в дурную привычку, от которой трудно избавиться. Кстати, где он это прочел? Хмурясь, Джек попытался вспомнить. И тут раздался голос Уллмана:

— Торранс, что случилось?

— Ничего, — сказал он. — С котлом все в порядке и я еще даже не вознамерился убить жену. Это я приберегу на после праздников, когда станет скучно.

— Весьма забавно. Зачем вы звоните? Я занят…

— Занятый человек, конечно. Я понимаю. Я звоню по поводу кой-чего, о чем вы умолчали, излагая мне великое славное прошлое «Оверлука». Например, по поводу того, как Горас Дервент продал его кучке лас-вегасских шустряков, а те провели отель через столько подставных корпораций, что даже ИРС не знало, кто же владелец. Как они дождались подходящего момента и превратили его в место развлечений шишек из мафии, и как в шестьдесят шестом отель пришлось закрыть, когда один мафиози немножечко умер. Вместе со своими телохранителями, которые стояли снаружи у двери президентского люкса. Да, президентский люкс «Оверлука» — великое место: Уилсон, Гардинг, Никсон и Вито— Мясник, так?

На другом конце линии воцарилась изумленная тишина, потом Уллман спокойно сказал:

— Не понимаю, какое отношение это может иметь к вашей работе, мистер Торранс. Это…

— Хотя самое интересное началось после того, как застрелили Дженелли, как по-вашему? Еще парочка поспешных перемещений — вот он есть, а вот его нет, — и «Оверлук» вдруг становится собственностью частного лица, женщины по имени Сильвия Хантер… которая совершенно случайно с сорок второго по сорок восьмой год звалась Сильвией Хантер Дервент.

— Ваши три минуты закончились, — сказала оператор. — Пошел сигнал.

— Дорогой мой мистер Торранс, все это — достояние гласности… и очень старая история.

— Я об этом ничего не знал, — сказал Джек. — Сомневаюсь, чтобы, кроме меня, об этом знали еще многие. Не исключено, что история с убийством Дженелли памятна, но сомнительно, чтобы кто-то сопоставил все поразительные и странные смены «Оверлуком» владельцев с сорок пятого года. Создается впечатление, что у руля всегда оказывается Дервент или люди, имеющие к нему отношение. Чем там заправляла Сильвия Хантер в шестьдесят седьмом и шестьдесят восьмом годах, мистер Уллман? Борделем, ведь так?

— Торранс! — Возглас шокированного Уллмана прошел две тысячи миль сквозь потрескивания во всей полноте.

Джек, улыбаясь, закинул в рот еще одну таблетку экседрина и разжевал ее.

— Она продала отель после того, как довольно известный американский сенатор умер там от сердечного приступа. По слухам, его нашли в чем мать родила, если не считать черных нейлоновых чулок, пояса с резинками и пары туфель на высоком каблуке. Кстати говоря, лакированных.

— Злобная, отвратительная ложь! — выкрикнул Уллман.

— Да ну? — спросил Джек. Ему становилось лучше. Головная боль отступала. Он взял последнюю таблетку и сжевал, наслаждаясь горьковатым вкусом раздробленного во рту в порошок экседрина.

— Это был крайне несчастливый случай, — сказал Уллман. — Короче, Торранс, в чем дело? Если вы намерены написать какую-нибудь мерзкую, грязную статейку… если это гнусная, дурацкая мысль шантажировать…

— Ничего подобного, — сказал Джек. — Я позвонил, поскольку мне кажется, вы вели со мной нечестную игру. И потому, что…