Сияние

Анхис ложечкой размазывает мороженое по корочке своего пирога. Оно медленно тает. Он больше не носит перчатки. Его рука со шрамом загорела. Он ничего не говорит долгое время. Несколько койотов – на самом деле они не койоты, а этакие мохнатые стегозавры, у них два мозга и пластины на спинах – воют где-то на равнинах.

– Можно оставить киноплёнки?

– Конечно, можно.

– Я… мне нравится Анхис, которого вы сочинили. Он лучше меня. У него волевое лицо и миссия. И ему удалось встать рядом с Северин. Сыграть ей песню. То, как он говорил со всеми в конце… я бы так ни за что не смог. У меня с большими компаниями дело не ладится. Они меня пугают. Меня всё пугает. Кое-что я могу отпугнуть сам. В основном, кенгуру. – Он глядит на вечернее небо, очень синее и усеянное звёздами. – Я бы хотел, чтобы этого не случилось, Винче. Я бы хотел сделаться ныряльщиком. Я бы хотел заботиться о своих родителях в старости. Иногда я даже сожалею о том, что не переехал на Землю, чтобы не есть эту дрянь каждый день. – Он взмахом руки указывает на мороженое, сделанное из мальцового молока марки «Притхви Премиум». – Но раз уж всё случилось, мне нравится ваша версия больше той, которая вышла у меня. Хочу сохранить этого Анхиса. Буду надевать его по воскресеньям. Он, в конце концов, нашёл ответы. Я их тоже приму, раз уж не смог отыскать собственные.

– У него их было два. Голосование мы так и не сняли. Какой ты выбираешь?

Анхис Сент-Джон доедает пирог. Со стороны дорожки, ведущей к дому, слышатся чьи-то мелодичные голоса.

– Да что тут выбирать? – говорит он. – Эразмо и Кристабель придут через минуту. Они всегда приносят джин. Хотите остаться на ужин?

Винче берёт его обеими руками за кисть со шрамом. Стискивает.

– Очень хочу.

Прощайте

Посмотрите на ваши руки. На свет на них. На свет, который суть маленький мальчик с запрокинутой головой, что ходит кругами по вашей ладони. На вашу линию жизни. На вашу линию сердца. На него.

Один из членов съёмочной группы бреется, глядя в зеркало, прибитое к какаовому дереву. В зеркале он видит мелькнувшую Северин и резко поворачивается, чтобы поймать её, поцеловать и испачкать её лицо в креме для бритья. Она смеётся и бьёт его по руке – он отстраняется, изображая карикатурные мучения. Это милая сцена. Вы её уже видели. Вы её ещё увидите. Вы держите в руках лучшее, что от неё осталось.

Не существует такой вещи, как концовка. Не существует ответов. Мы собираем те кусочки, какие можем, как одержимые складываем их то так, то этак, ищем картинку, которую нам суждено получать лишь по частям. И мы цепляемся за эти части. Части, которые были ею. Части, которые были вами. Вашей грудной клеткой, вашими рёбрами, вашими коленями. Местом, куда вошло её последнее изображение и где оно осталось. Мы попытались закончить работу Персиваля – найти Грааль, задать правильный вопрос. Но в некоторых версиях легенды Персивалю придётся потерпеть поражение, а значит, та же участь ждёт и нас, ибо история о Граале – это история о поражении, и всегда ею была. Он не закончил свой фильм. Мы не смогли закончить за него. Нет никакой элегии, посвящённой Северин Анк, которую покажут в ближайшем кинотеатре.

Но есть реликварий.